Анджей Ласки - Формула любви

Довольно долго мы летели параллельно Земле и, когда казалось, что это никогда не кончится, мой мертвый друг, который любому живому в скорости даст существенную фору, вдруг резко взмыл вверх, чуть ли не под прямым углом. Я попробовал повторить его маневр – получилось, и я последовал за ним, продолжая наш стремительный подъем.

Еще несколько минут мы забирались все выше и выше, отдавая этой головокружительной высоте все силы. До тех пор, пока горизонт не приобрел черты полукруга: за спиной оставался земной шар, а впереди – бездонный космос с яркими глазами холодных звезд. Таким я его, конечно, видел впервые. Открывшаяся картина завораживала: среди его черноты ясно были видны созвездия, окруженные менее яркими огнями далеких планет, блекли и вновь зажигались холодным огнем космические странники, кометы растягивали свои огненные хвосты по всей линии горизонта. И как же тут оказался я – человек без скафандра – среди всей этой галактической свистопляски? Нет ответа. Хотя, на самом деле он вполне очевиден, но специально умалчивается, и не затрагивается всеми участниками этого действа. Просто думать об этом страшно, не то, что произнести вслух.

Мы продолжали двигаться вперед, а звезды летели к нам навстречу. И в своем бесконечном танце они становились все ближе и ближе, мимо стремились созвездия и планеты. Их было так много, они были такие невероятные, а Вселенная вокруг нас искрилась, то и дело меняя цвета, перетекая из ярко оранжевого в темно-синий через грубый алый, или из пузырчатого белого в ярко-фиолетовый. Она раздавалась всполохами тут и там, перемигивалась звездами сквозь черную завесу, пулялась метеорами.

Но я был оглушен той тишиной в которой происходило это беспорядочное броуновское движение в бесконечных галактических рамках. Мироздание было совсем глухо! В этом Абсолюте действительно не хватало какого-нибудь торжественного сопровождения типа «5-й Симфонии» Бетховена, или «Так говорил Заратустра» Штрауса – музыка была бы ему к лицу.

И тогда я понял – откуда вдруг пришла эта мысль? – что именно здесь и находится истинное кладбище и колыбель всех душ: человек рождается и умирает среди звезд: когда на Земле умирает человек – на небосклоне загорается новая звезда, когда звезда гаснет – на Землю приходит новый человек. И все наши земные представления о теле и о душе как-то сильно блекнут на фоне всего этого молчаливо-прекрасного космоса. Кажется, эта мысль даже немного отрезвила меня от всего предыдущего полета.

Я скользил среди всего этого молчаливого великолепия, сопровождаемый своим хранителем.

– Так куда мы летим? – Пора было бы уже уточнить.

– К твоей звезде.

– К звезде?

– Ну, к планете. – Себастьен чуть не поперхнулся.

– Где-то это было… У Экзюпери 1 1 Речь идет о произведении Антуана де Сент-Экзюпери «Маленький принц» , кажется?

– Где было? – Он, кажется, не понял.

– У Экзюпери, в книге. – Я уточнил.

– В книге? А ты что, уже представляешь себя литературным героем? – Сквозь ухмылку явил он мне свой сарказм. – Да, я читал в твоей характеристике, что ты еще тот романтик. Но вряд ли это будет так, как ты себе там напредставлял.

Я ничего не ответил и прибавил скорости, оказавшись немного впереди.

– Ну, если хочешь, то пусть будет как у Экзюпери. – Крикнул он мне вслед. Интересно, он вообще понял, о чем я?

Несмотря на то, что именно Себастьен здесь был главным, я вырвался вперед, а он кряхтел позади меня. Кажется, дорогу к своей звезде я выбирал по наитию и двигался в правильном направлении. Во всяком случае, мой хранитель не поправлял, не указывал верную дорогу среди звезд.

– У нее есть название? – Я обернулся.

– У кого?

– Ну, у планеты, конечно! – Вечно ему приходится договаривать.

– И как ты себе это представляешь? Звезда «Саймона Монро»? Хотя, ладно, в твоем случае это звучит… – Пробурчал он. Себастьен произносил слова медленно, через каждый вздох, похоже, я загнал его. – Но нет. У твоей звезды нет имени, как ни у одной другой. Такие правила. – Я сбавил скорость и поравнялся с ним, а то так никогда и не услышу окончание этой истории. – У звезд есть только номера. Это удобно для нашей картотеки. И твоя звезда в ней под номером S20070312M. Видел бы ты все эти звездные карты. В них постоянно зажигаются и гаснут звезды, словно живые. Этим своим свечением они придают всей Вселенной движение, заставляют ее двигаться. И ты все правильно понял, мой друг – именно поэтому крутятся планеты, дышат океаны и просыпаются вулканы, а, главное, появляются люди. Как видишь, рождение и смерть являются аккумулятором существования… существования… существования… – Голос Себастьена разлился эхом в черном космосе, отскакивая от каждой видимой звезды пинг-понговым шариком. И я вдруг открыл глаза.

Что за наваждение? Оказывается, никакого полета среди звезд не было. А мы с моим хранителем все так же стояли на крыльце госпиталя. Занятная вещь – кома – абсолютно бесполезна, но наполнена феерической фантазией.

Вот только что мне делать с Себастьеном, – ума не приложу.

.

* * *

«Когда ты исчезла, я начал писать этот дневник. Это осталось навсегда – ты исчезаешь, а я что-то пишу, пишу, пишу. Изливаю себя на белый лист бумаги, чтобы потом, перечитав накаляканные строчки, подумать, а ведь я был прав. Опять прав. Я оставляю это для себя – всю свою правоту, а для тебя оставляю только свои мысли.

Но если посмотреть со стороны, то я даже неплохо пишу – не настолько хорошо, чтобы написать книгу, но все же неплохо.

Спасибо музе – она всегда приходит и уходит именно тогда, когда это нужно. Хотя, когда это происходит, я не чувствую, что мне это действительно надо. Для меня это скорее трагедия. Я готов разбиться головой об стену, лишь бы ты осталась, осталась и оставалась бы со мной всегда, потому что я люблю тебя. А мне кажется, что для тебя это только слова. Я боюсь, что ты можешь от меня отказаться. И уже сделала это, но я не верю. Не допускаю возможности верить. Хотя некоторые отказываются от любви, только потому, что она лично им не нужна. И ты всегда была такой.

И вновь мне кажется, что я гонюсь за тобой, как за призрачной мечтой. Я вижу тебя в каждой следующей. Я пытаюсь найти в них то, что было в тебе. И порой я ощущаю тебя в каких-то деталях, в каких-то мимолетных движениях, фразах, сочетаниях слов, построении фраз. Я ищу. И все равно прихожу к выводу, что снова ошибся. И все опять возвращается к тебе.

Как я мог, спустя такой долгий срок все еще думать о тебе? Думать, что тебе не все равно кто я, что я, и где я, и почему я и только я разрываю себе сердце лишь одним единственным именем, которое есть на этом свете – Диана?