Илона Якимова - Белокурый. Король холмов

Армстронгами в ту пору заправляли двое кузенов – Вилл Подморгни, прозванный так за нервный тик, ничуть не красивший его длинной рожи, и Джон Полурылок, чью физиономию по диагонали рассекал багровый, криво сросшийся шрам от зверского удара палашом, лишившего Полурылка половины носа. Удар, помимо эстетических, имел для Джона Армстронга еще и те умственные последствия, что после его стали прозывать Чокнутым Джоном – за непредсказуемость поведения. И если с Эллиотами еще можно было договориться через языкастого Роберта, то Армстронги, соответственно фамилии, признавали только палаш и плеть. Вырезать и перевешать… но не вступать в переговоры – таковы были предпочтения лорда Болтона. Однако Босуэлл проводил Приграничье только первую свою осень и еще не привык убивать людей направо и налево. Хранитель Марки дважды посылал гонца в Спорные земли, требуя виры за кровь своих людей и явки с повинной убийц, в качестве вестовых используя пленных кинсменов Полурылка, привезенных Болтоном из разведки, а на третий раз в сторону Блеквуд-тауэр полетело уже уведомление о наложении наказания… ответа он, конечно же, не дождался. Оно и неудивительно, толковал ему дядя, если больше шестидесяти рейдеров банды Полурылка – люди конченые, вне закона. Однако апатией Белокурый более не страдал, Робби Эллиот развязал ему руки: освободившийся от угрозы с севера, Босуэлл кинул клич в Долине и, отобрав лучших бойцов, ждал теперь только годных командующих…

– К тебе Берк Маршалл в капитаны просится, племянничек, – дядя, расположившись в дверном проеме господских покоев Южной башни, закрыл собою весь скудный свет, идущий с лестницы, освещенной чадящими факелами.

Патрик неохотно оторвался от Светония – несколько томов библиотеки старого Джона Хепберна кочевали с ним по любому бездорожью:

– Ну, и это хорошо? Или плохо?

Болтон трубно прочистил горло, молвил задумчиво:

– Это как сказать. Скотина он, конечно, редкая, этот Берк, и братья его не лучше, но дело свое знают. И места те тоже – раньше в подручных у Вилла Подморгни обретались.

– А почему ушли?

– Да повздорили, как водится. Подробностей не знаю. В общем, ты – лэрд, тебе и решать.

– Ну, давай возьмем, дядя. На пробу. В смысле, если не понравятся, мы их прирежем.

У Белокурого так бывало – и скажет в шутку, а выйдет всерьез.

До начала рейда Патрик собрал своих капитанов, пояснил предварительно, что ждет от них с точки зрения порядка. Матерые волки даже не пытались скрыть ухмылку, выслушивая его прекраснодушные приказы – женщин не насиловать, стариков и детей не резать. Тактика выжженной земли отменялась, даром, что Армстронги отменно наскучили всему Лиддесдейлу. Ухмылки, правда, сменились общей настороженностью, когда молодой Босуэлл пообещал вешать каждого убийцу и насильника, независимо от принадлежности к семье, а хоть бы и Хепберн. На первый раз или по незнанию приказа прощения также не полагалось, и об этом капитанам было велено известить бойцов. Разошлись, то есть, в смешанных чувствах. Леди-Эллиот, тот прямо говорил своим, что у юного Босуэлла слишком нежное сердце, слишком.

– Не выйдет! – объявил Патрику Болтон. – Я уж не знаю, чему учил тебя старый Джон, но по его книгам тут не проживешь, племянник. Резали – и будут резать, таков обычай кровной войны. А бабы – это уж известное дело… И всех не перевешаешь, только умы смущать такими приказами. На кой черт тебе это нужно?

– На кой? Вот скажи, дядя, если я стану вырезать и жечь всех до полного умертвия, как скоро меня залюбят так же, как Полурылка Армстронга? Ну, вот чтоб любой из вилланов готов был меня с потрохами сдать первому встречному, чтоб хоть в постели закололи, но избавили? А? Молчишь? То-то и оно. Я тебе расскажу – очень скоро это произойдет. И ни в малейшей степени не хочется, знаешь ли, мне впоследствии пойти дорожкой братьев Армстронгов… Да, меня должны бояться. И будут бояться. Но и доверять мне – тоже будут…

Но Болтон все равно счел это рассуждение Белокурого блажью.

Выступили на первой неделе октября, когда морозец уже прихватил болота, сдобрил краски побуревшей травы намеком на снег, и тонкие льдинки похрустывали под копытами лошадок, на застывшей за ночь конской сбруе под перчаткою графа, и даже на усах Йана МакГиллана – горец так давно защищал своего господина днем и ночью, что порой Патрик вовсе переставал его замечать, как часть собственного тела. На привалах неприхотливые галлоуэи разрывали пожухлую траву, добираясь до вкусных корней, а люди жгли костры, приплясывали возле них, греясь, и запах торфяного дымка растворялся в прозрачном, ясном небе. Шли, по обычаю, ночью – осенняя луна светла и сладка, а днем отдыхали в укромных местах. Днем четыре капитана Белокурого, Болтон, Бинстон, Эллиот и Маршалл, расходились в разные стороны от привала, искали следов, собирали слухи о трудноуловимых врагах. В частности, графа очень интересовал Блеквуд – план башни и способы туда проникнуть – и по этим вопросам он получил от Берка Маршалла исчерпывающие сведения. Берк и его братья – Джоб и Джеймс – для искушенного наблюдателя представляли любопытный типаж человека на самом примитивном уровне своего развития. То были существа циклопического телосложения, однако с двумя глазами. Между глазами помещалось немного мозга, пригодного только на то, чтобы копить злобу и искать ссоры, однако на наблюдательности это никоим образом не сказывалось, а старший, Берк, был даже способен внятно излагать свои мысли, когда таковые пробегали в его каменной голове тролля. Босуэлл, по необходимости согласившись использовать их сатанинскую силу и ярость, держал себя с ними несколько брезгливо и надменно, не сразу заметив, что Берк Маршалл, в сущности, отвечает Дивному графу тем же.

К Блеквуду подошли ранним утром – после ночного перегона, и даже болотные твари спали, когда люди Босуэлла на брюхе волоклись за гибким Робом Эллиотом через жидкую грязь трясины, окружавшую воровское гнездо Армстронгов. Удивительную беззаботность проявили обитатели Блеквуда – нетрудно было догадаться, что, раздраженный неповиновением, рано или поздно Хранитель Марки явится сам требовать ответа за разбой, однако Блеквуд-тауэр мирно дремал в липкой белой хмари, поднимающейся над окрестными топями. Ни патрулей не встретили они по пути, ни засады… только острый крик птицы иногда бередил настороженный слух разведчиков. Роб вызвался влезть на барнекин, снять часового над воротами и распахнуть створки для конных рейдеров Белокурого. Он спешился и заставил сделать то же самое два десятка своих кинсменов, лег на мерзлую землю, и медленно, припадая к кочкам, еле заметный во влажном тумане, ужом пополз к Блеквуду. Резкий вопль выпи, похожий на крик умирающего, разорвал тишину, однако настоящая жертва Леди-Эллиот рухнула вниз, под ворота, со стены беззвучно. После, так же неслышно, Роберт скользнул по стене наверх… а за ним – и прочие Эллиоты, которых пришло в этот рейд около полусотни. Черные от болотной жижи, они прилеплялись к серым камням, как ящерицы, один за другим перебираясь во внутренний двор спящей башни. И первый крик раздался только когда завязалась схватка внутри, у ворот в барнекин, ибо тогда и стало понятно, почему так долго молчал хищный Блеквуд – братья Армстронги устроили смертоносную западню внутри…