Array Коллектив авторов - Спецвыпуск книжной серии «Современники и классики». Выпуск 5

Я задремал… мне снилась хорошо
Та «Светоч», что всю жизнь глаза мозолит:
«…перелетев Пушкарку, я прошел
через врата фабричные со звоном.
И предлагают звоны променаж
средь книг, тетрадок, механизмов… В створе
дверей – тупик… телега… в ней тираж
стихов… моих?! „Вези уж, стихотворец…“».

Забвение любимой, как поцелуй, храню.
Размолвка так жива, что чувствую дыханье.
Оставь, уйди, забудь – я будто бы в раю,
Благодарю за все, что кончилось стихами.
Никто не виноват, что север вновь подул
И солнце отдает ему во власть пространства.
Заслужен отдых твой, беги от мудрых дум,
Они вослед тебе соединятся в стансы.
Надежней и верней в них чувства сохраним,
Учи хоть наизусть каприз воспоминаний…
О, даже за любовь я не благодарил
Так неизбежно. Рок! Не ссора вовсе с нами…
Припев: Я тот, кем не кажусь,
Зря не вводи в кураж себя,
Тебя ж понять не тщусь, —
Ведь ты не та, кем кажешься.

Любовь среди воспоминаний…
Жаль, не заполнить ими дни,
Не счесть на счастье притязаний,
Былых обид не отменить.
Когда же вдруг ты в мир летальный
Ушла от нас, призвав любовь,
Я мнил в мечтах воспоминаний
Любовным сном забыться вновь.
Но годы правят суть желаний:
Воображение молчит —
Вослед в тиши воспоминаний
Ослабевает дух мечты…

«Быть знаменитым…» – жить красиво!
Свой тайный слог не тешь, поэт.
Ты сам всю жизнь необъяснимо
Взахлеб звал славу, с ней воспет.
К тебе лишь вопрошает Сталин:
«А Мандельштам наш гениален?»
Сказав: «Не знаю…» вместо: «Знамо!..» —
Ты разве трусость признавал?
Восславил гений Мандельштама
Сам Сталин – коль арестовал!
И Мандельштама мчит в спецлагерь
Вагон-свинарник жутких правил…
Бывает, славою воспеты,
Махнут для правды мини-ложь, —
Благой ответ хранил Поэта:
Простил бы тезку, может, Вождь!
Свидетель жил от ссыльной были:
«Живым Иосифа застили…»
…Запрет для рукописей тайных
Стихам – как хлеб, знакомый нам!
В напрасных сталинских стараньях
Скрыт воспитательный бедлам.
И вновь волхвует, восхищая,
Стиль Мандельштама… не прощает…

Жест простодушия – посвятить
Жизнь Вечной Музе в мирской глуши,
Где недоразвитым давний стиль
Дань предводить в скопидом души.

Досье препятствий – в главу утех,
Знать, Божий глас дан из всех, из всех
Непринимаемым, – но каждый лист
Неистощимый запомнит стих.

Он манит выше, чем твой полет,
Раздвинет дали – за горизонт,
Низвергнет в логово адских мук,
Молитвы слаще – чист новый звук!

Не для сомнений и ложь, и страх —
Неузнаваем и правды храм…
В его невинности свет комет:
Тьму озарить и взыскать запрет

Среди людей, как среди богов,
Вычерчивать из нетленных слов
Путь свой!.. Из глуши земной,
Заброшенной в звездный рой,
Выселиться, так всей душой!..

Зеленые мечты – наш чаровник —
Под небом бирюзовым с облаками
Вдоль черного шоссе, чей черновик
Разъездами исчиркан, как стихами
О встречах, безыскусности под стать…
Но гении – в плену предназначений:
Заветы Божьи в душах возверстать,
Даруя жизни перевоплощений!

Влеки, шоссе, мечту стреми – за край,
За облако, к вершинам и пределам,
Альбом оваций взору открывай,
Листай Державы, храмы Мельпомены!..
Движение не слышит жаль тоски,
Все ж сердце полнят жалобы и муки
Души России… музыка… стихи…
И с ними разум высветил науки…

С рождения стремится детвора
Взамен муштры соперничать незримо,
Творцами обрисована игра
Ума, воображения и ритма.
Семь нот, семь центров чарам красоты
И радуге энергии и славы, —
Но рядом, здесь, – не будет и версты,
На ключ, где встанет верстка жизни самой…

За прическою в цирюльне
часто приходилось появляться, —
волны стрижки
вольно сочетались!
Кто искусно каждый раз осмеливался
красоту советовать ножами?

Надо было так,
чтоб рассыпалась
по Руси дорогам облыселым,
чтоб встряхнуть —
и людям вспоминалось
о душе, разбросанной по селам.

Надо было так,
чтоб вспоминалось,
словно в прошлом
тайна открывалась,
будто над безумными веками
с новой правдой восторжествовали.

Кто умел, кто свой был для причесок?
Что когда касаешься их шума,
то перебираешь шапки сосен
или облака перед грозою.

Видно, косы – было б тоже ладно,
косам только не подходит имя,
косы – это примеряет Анна,
а из волн – рождается Мариной!

…Для короткой стрижки зачастую
с куафером вам пришлось общаться,
только ни в Европе, ни в России
не открылось мастера для счастья…

Август ясный ушел. Поднимались туманы в полях.
По утрам лишь макушки деревьев из леса едва выступали.
Белым днем бытие и по Цельсию было выше нуля,
Но под вечер в тиши безответно туманы блуждали…

Каждый день тишина провожала вдаль птиц голоса,
Деревенское небо, что главы церквей увлекало полетом,
Где незнаемой музыкой свято полон неведомый зал,
Вслед движению сфер в поднебесье – далеком, далеком…

Чтоб звезда, услыхав, поскорее подруг привлекла
И нашел бы я ту, что, извечно мечтая, печалит мне душу.
О, таинственная краса, как же ты далека, далека, —
Не хватает мне рук даже спутником статься
послушным…

Ты красива, умна и печальна,
Чем еще жизнь способна воздать?
Разве счастьем… Для счастия – тайна,
Устремление к ней – благодать.

Но к победам! Соперничать рады,
Пусть и в зависть – пред жестом твоим,
Только в нетях ты, будучи рядом,
Дивный лик твой изящно раним!..

«Что же Муза сия не успела,
Позабыла явить?» (Быль вдали…)
Улыбнулась с экрана (иль спела):
«Не бывает любимей любви!..»

Девятый час, на мир цветной
Глядим окрест… В пространстве зрело
Безмолвие – звездой одной
Красуясь, небо вечерело.
Нагуливал зефир полей
Волну зеленую по склонам,
Закат, твоих ланит алей,
Фартил разладом с общим тоном.
Березы три светлы, рядком,
Переплетясь вверху главами,
Зашлись в согласии таком,
Что песнь плыла под облаками.
На бис был солнечный аккорд, —
Закат присел на гуртик синий,
А черно-белый гурт коров
Поплелся к ферме, сливки с ними.
Но в наших сомкнутых руках
Две горсти сумрака заждались,
Когда ж начнет он с небом в такт
Сей день окутывать звездами.