Array Коллектив авторов - Спецвыпуск книжной серии «Современники и классики». Выпуск 4

– Тьфу ты чёрт, будь ты неладно! – чуть было не матюкнулся он. – Вот тебе и молодик! Цветочков захотелось!

Он долго и тщательно очищал испоганенную обувь подзаборной травой, что-то ворча себе под нос в адрес бескультурных бурёнок.

Тут ему припомнилось, как в начале его поселения здесь, на хуторе, произошёл небольшой казус.

Его подворье граничило своей тыльной стороной с другим, где проживали мать с дочерью. Они были приезжими. Какая судьба занесла их на этот хутор, мы уточнять не будем, но, как и в любом небольшом селении, местные оставались нашенскими, а переселенцы никогда ими не становились. И хоть в открытую чужаками их не называли, однако таковыми они считались. И ничего тут не поделаешь. Как не наше семя, так не наше и племя – таков закон сельской глубинки. Они это чувствовали, поэтому, подчиняясь обстоятельствам, да и пространству – на краю хутора, вынуждены были жить практически особняком. И вот, когда в соседнем подворье поселился интересный, интеллигентного вида сосед, для женщин, не избалованных обществом, тем более мужским, это стало настоящим событием. Они по свойственной одиноким дамам логике посчитали, что новый сосед, по всем приметам тоже одинокий, не может не обратить внимания на прекрасный слабый пол, тем более исключительного выбора. Каких уж там они были нравственных устоев, судить негоже, но женщины, как одна из загадок природы, зачастую весьма непредсказуемы.

Они, естественно, ждали, что новый сосед нанесёт визит первым. Мать и дочь были на редкость схожи как комплекцией, так и кокетливостью. Возрастные различия оказались не столь значительны. А неосведомлённым и вовсе могло показаться, что они две подруги. Так бывает, когда мать и дочь коротают долгие годы вместе, без мужской компании, они становятся как близнецы. Даже грань родственных различий постепенно сглаживается. И когда рядом вдруг появляется «принц», они практически становятся равноправными соперницами. А здесь, на этом хуторе, чего ещё ждать? И когда скульптор по некой житейской надобности направил свои стопы в соседнее подворье, в стане «амазонок» произошло некое смятение. Женщины забегали, засуетились и даже чуть было от суеты не столкнулись друг с другом, отчего халатики, в которых они как бы привычно для себя обитали на своём подворье, не то от лёгкого ветерка, не то от неловких движений, но всё же подозревается – от мужского взгляда, вдруг широко распахнулись. Скульптор от неожиданности стал как вкопанный. Женщина-мать, видя, какой конфуз с обеих сторон произошёл, решила применить, что называется, наступательную тактику, авось сработает.

Импозантно отставив в сторону правую ножку, слегка прикрыв левой полой халатика центр симметрии своей фигуры, она выпалила:

– Ну чё, сосед, испугался? Выбирай!

Скульптор, обладая в характере немалой долей юмора, быстро оправившись от такого расклада, протянув театрально руки вперёд и воскликнул:

– О камышанские Афродиты!

И вдруг женщина-мать, заметив, что сосед вперил свой взор на фигуру её дочери, резко запахнув халат и мгновенно побагровев в лице, сорвавшимся голосом гаркнула:

– Вон со двора! И чтоб духу твоего больше здесь не было!

Женщина-дочь схватила мать за руку:

– Ты чего несёшь, мать?!

– А на что он намекает? Будто мы потаскушки какие!

– Мама, как не стыдно! Афродита – это же греческая богиня красоты! Что ты наделала! – И дочь скрылась в доме.

А скульптор, не ожидавший такого невежества, махнул рукой и отправился к себе. Он мгновенно сделал вывод, что тут ему действительно делать нечего. И, теребя Сармата за уши, он вдруг громко расхохотался, отчего пёс засуетился, захватив в пасть привычным движением свой любимый снаряд.

Сейчас, направившись к заветной калитке, скульптор вдруг остановился. Настроение было подпорчено. Но даже не это его озадачивало, а то, что всё это в жизни уже было и представляло обыкновенный банальный сюжет. Ведь между ним и Лидкой пропасть в целую жизнь и не меньшая пропасть в уровне интеллектуальных потребностей. Как художник, обладая определенной степенью образного, поэтического мышления, он понимал, что их интересы в лучшем случае пересекутся только на уровне обыкновенных жизнеутоляющих инстинктов. А что дальше? Он посмотрел на звёзды, молодой месяц уже скрылся из виду. Букет так и не соорудил.

Посмотрев на туфли, Дёмин махнул рукой:

– А, будь что будет!

Можно изменять тактику, но мужскую стратегию – никогда, потому что она олицетворяет самое главное – первичное мужское достоинство. Спасовал, значит, слабак, и всё т у т.

Скульптор тихонько постучал в окошко – тишина. Постучал громче. Тишину сначала нарушило дребезжание цепи из собачьей будки и окончательно разрушил заливистый лай. Тут дверь скрипнула, и белое «привидение» увлекло скульптора в приоткрывшуюся чёрную прорубь низкой сенечной двери, высоту которой гость уже успел зафиксировать своим темечком. Однако все заскорузлости жизни сразу же сгладились, когда лицо приятно овеял неподдельно знакомый с детства уют домашнего очага с его незамысловатым, но самодостаточным бытом, с бесконечно приятными запахами снеди на скрипучем столике, любовно накрытом белой, вышитой по углам скатёркой.

О Боже! Если в пространстве и бывают райские уголки, так это красный угол селянского жилища со смачными запахами вокруг накрытого стола, увенчанного заветным графинчиком. Скульптор, слегка прикрыв веки, повёл из стороны в сторону классической формы носом, и все сомнения по поводу визита враз рассеялись. Это как раз тот случай, когда ты оказываешься в нужный час в нужном месте. После холостяцкого убежища, бог знает сколько не ведавшего женской руки, тут было ну если не по-райски, то по-царски точно.

Хозяйка, видя благоговение гостя, зарделась, засуетилась. Да и было от чего.

«Таки видный мужик, хто бы мог подумать. Ай, ды не трэба никому ни бачыть, ни думать, бо зглазють», – такие думки вихрем крутились в Лидкиной голове, пока она насыпала в миску горячую, в клубах пара картоху. И когда старинный казачий графинчик «благословил» две рядышком стоящие стопки ядрёным домашним первачком, всё пошло как по маслу. Закусывая казачьими разносолами, гость и хозяйка пока перекидывались простыми житейскими фразами, чувствуя, что эта разговорная тропинка непременно должна привести и к главному смыслу визита. Лидка уже настроена была на развитие «главных» событий, и этот настрой всё больше и больше щекотал внутреннее состояние приятными предвкушениями, в особенности после первой чарки. А гость тоже, уже освоившись и слегка разогревшись, крякнув от удовольствия после принятого вовнутрь, уже по-хозяйски благочинно «насыпая» в чарки новую порцию, вымолвил: