Анатолий Воробьев - Любовный лабиринт Тонки

Скрипач последний раз делает взмах смычком – и пронзительный звук срывается со струн и улетает на реку к острову в тумане. Там, словно в ответ, мигают два огонька у самой воды.

Раздаются аплодисменты. Он встаёт, кланяется смущенно и нагинается, чтобы поднять упавшие страницы.

– Вот ещё, возьмите, – протягивает седая женщина ему несколько листиков и жмёт ему руку, – вы играли чудесно, спасибо вам!

Он уходит. За ним расходятся и остальные.

Милка с Тонкой остаются одни.

– Давай сядем туда, где только что сидел он? – предлагает она.

– Давай! – соглашается он.

И тут они замечают среди корней сосны ещё один нотный листок. Антон достаёт его, а Милка говорит :

– Надо ему его отдать!

– Его нет! Я даже не знаю, куда он пошёл?

– Что же делать?

– Я думаю, – говорит Тонка, – он ещё сюда придёт – и мы его ему отдадим.

– А если он придёт тогда, когда нас здесь не будет?

– Тогда давай засунем его туда, где он и был. Если он ему дорог, он его там и найдёт!

– Ты – молодец, Тонка!

– Милка, а что это за остров виднеется там в тумане? Видишь, даже огоньки мигают. Я заметил. они мигали и тогда, когда он играл.

– Это – Остров Любви, Тонка …Я совсем забыла! – она хлопает себя ладонью по лбу. – Ты ведь не знаешь Чюрлёниса.

– Мы поплывём на этот остров?

– Наверное, нет, Тонка. Это Остров Любви Чюрлёниса, что нам там делать?

– Но кто-то ведь разжигает огни там у воды?

– И что?

Антон пожимает плечами: « как ты хочешь..»

– Тонка, а почему ты никогда не называешь мамой жену своего отца? Ведь она тебе не мама?

– Нет, Милка. Я приехал сюда с ними, потому что обещал. Он меня столько раз звал с собой!.. Они сюда ездят уже лет пять подряд. Здесь, говорят, вода лечебная…

– Ты не знал?! На всю страну известный курорт. Моя мама лечит здесь желудок. Тоже уже лет пять как…

– Почему я не приехал раньше?

– Они разошлись, Тонка? – спрашивает она неуверенно, словно боится перейти черту, грань, за которой может быть больно.

– Да, – отвечает он, – это было так давно… Мне был год или два… Так давно, что я не помню этого.

– Почему, Тонка?

– Я не знаю… Зачем-то это остаётся в памяти, а другое стирается… Даже не стирается, вообще не записывается. Ты прожил этот кусочек своей жизни, может быть важный для тебя (ты же не знаешь) …и всё. Словно его и не было. Я пытаюсь вспомнить… но- нет. Что я чувствовал, о чём думал?.. И кто виноват из них – не знаю. Каждый до сих пор утверждает, что прав он, а виноват другой… Но я больше верю маме.

– И всё-таки ты его любишь…

– Да – люблю. А за что – не знаю. Наверное, не за что.

– Он тебе всё же отец…

– А только за это любят?

– Это тяжело?

– Сейчас уже не так. Когда был маленьким, это рвало меня на части. Я ведь жил то у мамы, то у отца. А потом… – он задумался. – А потом я, видимо, повзрослел. У меня появилась своя жизнь… Нет, не то, чтобы это ушло куда-то в сторону. Просто я стал относиться к этому спокойнее, что ли. Я много раз пытался помирить их, но это было выше моих сил… Таких сил вообще не существует в природе! И до сих пор они не говорят всего, всё ещё злы друг на друга. Похоже, будут злиться до конца жизни… Но отцу лучше сейчас и легче: у него жена, с которой ему хорошо. А у мамы всё наоборот: она всегда жила для других. Поначалу – для отца, потом -ради меня, теперь появился Санька, мой младший братишка. Я бы отдал ей всё, – он взял её за руку, глаза его горели болью, – но что у меня есть? Даже то, что могу – я не делаю. Я – плохой, Милка. И не спорь. Я часто бываю с нею не прав. Думаю только о себе …А когда уезжаю куда- нибудь, она становится ближе… Почему так?

– Тонка, у тебя здесь седые волосы, – коснулась она его виска, – почему?

– Видно, уже пора. Это – моя память.

– Они мягкие и белые-белые… Седой Тонка, – улыбнулась она грустно, нежно глядя на него, – Тонка?

– Что, Милка?

– Можно, я тебя поцелую?

– Можно, Милка, – улыбнулся он.

– …Знаешь, – проговорила она, отстранившись, – а я жила хорошо! У меня есть старший брат. Он всегда защищал меня, он вытащил меня в институт, всегда помогал мне.

– С братом лучше… Вдвоём всегда лучше.

– И мама с папой всегда были дружны, сколько их помню. Они – всегда вместе. Ни разу не видела, чтобы они не только ругались, а даже голос друг на друга повышали!..

– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – —

Поздним вечером они возвращались к её дому. Они шли, обнявшись, по пустынной алее, и деревья из тумана пытались своими ветвями дотянуться до них, дотронуться.

Вдруг справа, со стороны оврага, послышался шорох …и писк!

Милка от неожиданности отшатнулась и чуть было не упала :

– Что это, Тонка?!

Он подхватил её :

– Не знаю!.. Давай, посмотрим!?

– Давай! А, может, не надо?.. Давай!

И они, острожно ступая по траве, дошли до дерева и в темноте разглядели это « что-то».

Присев, Милка воскликнула :

– Тонка – смотри! – ёжик.

Ёж, высунув влажный нос, смотрел храбро на них чёрными поблёскивающими бусинками глаз и кряхтел.

Милка сняла кофту, обернула ежа, взяла на руки и вынесла к фонарю :

– Слушай, он такой хороший! Тонка, погляди!

– Милка, а вдруг он бежал домой и хотел удрать от нас, увидев, что мы его заметили?

– Но ведь мы же его отпустим…

Она перевернула ежа на спину – тот неуклюже разогнулся и нелепо заболтал крошечными лапками. Но тотчас же изловчился, свернулся в клубок и затих.

Мимо них прошли мама с дочкой. По-видимому, они гуляли перед сном – вечер был тихий и тёплый. Такой, когда слышно, как шевелится лист на дереве, как стучит сердце, как отдаётся в голове каждый шаг.

– Покажем его им? – предложила Милка.

– Давай.

– Смотрите, что у нас есть! – подбежав вместе с Антоном, протянула Милка колкий комочек девочке.

– Ой, мама, ёжик! – всплеснула та руками. – Где вы его взяли?!

– Правда, красивый ёжик? – наклонилась к дочери мать.

– Красивый, красивый! – захлопала та в ладоши.

И тишина разнесла эхо по улицам.

– Давай возьмём его себе, ма?!

– Нет, нельзя, доча. Ему тоже нужно домой. Он ведь спешил к своим деткам. Они не уснут, пока он не вернётся.

– …Тогда давайте отпустим его, – подумав, согласилась она.– Где вы его нашли?

Антон и женщина остались на дороге одни. Они переглянулись – и она улыбнулась.

– Мама, мама, – послышалось из темноты, – он убежал! Он ведь побежал к себе, правда?

– Ну, куда же ещё! – и женщина ещё раз улыбнулась ему.

Милка с девочкой вынырнули из тумана на аллею, и девочка тут же вцепилась в руку матери.

– Хочешь домой? – наклонилась та к ней.

– Да, – с дрожью в голосе произнесла девочка.

– Спасибо вам! Храни вас Бог, – сказала женщина.

И они ушли.

– Тонка, за что она нам сказала спасибо?