Мзия Ратиани - Горцы

К Куте подсел балкарец, и они разговорились. Вдруг послышались крики и шум во дворе. Чеченец взглянул в окно и заметил, как Асхат, размахивая руками, на высоких тонах говорил с каким-то горцем. Извинившись, Кута быстро вышел во двор и направился в гущу толпы. В середине толпы друг против друга стояли две группы. Против двух братьев Ахии, за спиной которых стоял сван, стояла большая группа балкарцев, а руки всех горцев лежали на рукоятях кинжалов. В любую минуту могла пролиться кровь.

Балкарцы требовали от свана освободить Фатику от данного ему слова, что она выйдет за него замуж. Один балкарец поклялся именем Аллаха, что не позволит свану увезти Фатику, а клятва отмывалась только кровью. Сван заявил, что никогда не откажется от любимой девушки и что готов за нее погибнуть. Братья Ахии поклялись, что убьют любого, кто подойдет к их гостю. Балкарцы, которых было несколько десятков человек, напирали на свана, и в воздухе стояло напряжение, готовое взорваться в любую минуту.

Кута понимал балкарцев: такие красивые женщины, как Фатика, делают честь любому народу, и они не хотели, чтобы ее увезли в другие края. Чуткий взгляд абрека чуть ранее успел заметить, как переглядывались сван и балкарка. Сомнений не было: они любили друг друга. Какие бы страсти там ни кипели, за кого пойдет его дочь, решал все-таки отец Фатики, который сидел тут же, чуть в стороне, а за его спиной стояли сыновья, наблюдавшие за разгоравшимися страстями.

Группы уже почти сошлись, когда Кута вошел в круг и стал между враждующими сторонами. Когда один из балкарцев протянул руку, чтобы убрать Куту с дороги, абрек чуть выдвинул кинжал из ножен, обнажая лезвие блестящей стали.

– Если я вытащу его из ножен, не вложу его обратно в ножны, кроме как обагренным чьей-то кровью! – зло посмотрел он на напирающих балкарцев.

– Это Кута! – услышал он голос из напирающей толпы балкарцев.

– Что еще за Кута! – пренебрежительно бросил чуть захмелевший среди балкарцев заводила, увлекающий всех за собой на свана.

– Это чеченец, абрек Кута! – радостно воскликнул кто-то из окружающей толпы. – Ассаламу алейкум! – подскочил к нему его хороший знакомый из черкесских бесленеевцев и, положив руку на рукоять кинжала, встал рядом с ним.

Балкарец из надвигающейся группы, узнав Куту, обнял его, подавая ему руку:

– Кута, ты против нас? Ты хочешь с нами сразиться из-за свана? – искренне был удивлен горец.

Кута видел, как осложнилась ситуация, как враждующие группы поклялись, и понимал, что кто-то из клятвы должен был выйти через пролитие крови, так как никто не желал отказаться от Фатики.

– Я ни за кого, я за себя самого! – громко заявил чеченец, так что во дворе наступила тишина. – Я Фатику не видел раньше, но был наслышан о ее красоте! А теперь, увидев ее, решил, что сам женюсь на ней!

По толпе прокатились возгласы удивления. Братья Ахии опешили и открыли от удивления рты. Сван схватился за кинжал, но его удержали его провожатые. Подвыпивший балкарец не менее громко заявил:

– Нам плевать, кого убить, свана или чеченца, но Фатику никому не отдам!

К Куте и бесленеевскому черкесу подошел балкарский князь Урусбиев, о чем-то поговорив с остальными, князь поднял руку, требуя тишины:

– Кута – мой гость! – Князь обвел взглядом стоявших во дворе людей. – И чьей женой станет Фатика, определит не бой на кинжалах, не даже желание самой Фатики. За кого её выдаст ее отец Мухарби, тому она и будет женой, – посмотрел князь в сторону отца девушки. Толпа расступилась, образовывая живой коридор, где важно восседал Мухарби. Навруз направился к старцу:

– Уважаемый Мухарби! Твоя дочь уже невеста. Достойная невеста, если за нее готовы тут же у нас во дворе сложить свои головы прославленные и известные люди. Я прошу у вас ее руки для своего гостя и друга, чеченца Куты, более достойного мужа ей не найти!

– А знает этот достойный чеченец, что моя дочь стоит очень дорого? – усмехнулся он, поглаживая свою длинную седую бороду.

– Все хлопоты своего гостя за его женитьбу я беру на себя! – весело улыбнулся князь, довольный таким оборотом дела.

– Я считаю, что мы договорились! – встал Мухарби, давая знать сыновьям, что они уходят.

– В следующее воскресенье можете забирать свою невесту! – объявил Мухарби, уже покидая княжеский двор с сыновьями.

Тут же, вскочив на своих коней, ускакали братья Ахии со своим гостем сваном.

– А знает ли этот чеченец, что праздник надо устроить и на балкарской земле до того, как они увезут невесту? – никак не успокаивался балкарец из уже успокоившейся группы горцев.

– Будет вам праздник, каких вы еще не видели! – улыбался Аслан Клишбиев, стоявший, пожимая руку Куты.

Была уже ночь, когда братья Ахии со сваном прискакали в родной аул Кюнлюм. Ахия был уже дома:

– Ну, как свадьба? Видели Фатику? – глядел он на вошедшего в дом брата Асхата, выискивая во дворе в темноте кого-то. – А где Кута? – смотрел на братьев и свана Ахия.

– Наверно, со своей невестой, – усмехнулся старший брат.

– На Фатику имеет право смотреть теперь только твой друг Кута, она его невеста, – поддержал Асхата двоюродный брат.

Ахия ничего не понимал, глядя на осунувшегося от горя свана, понимая, что что-то произошло.

– Мушни, кто-нибудь может мне объяснить, что случилось с вами, что произошло на свадьбе?

Братья, передавая друг другу слово, подробно рассказали, что произошло на свадьбе в ауле Гелястано, а князь Мушни Ратиани только молчал.

– Ахия, помоги мне ее увидеть хоть один раз, – умоляюще посмотрел Мушни на друга. – Если она согласна, мы убежим через хребет в мою страну, где ее даже чеченцу не достать.

Страдающий взгляд друга ранил сердце балкарца.

– Тут что-то не так, – возился в памяти Ахия. – Я Куту знаю хорошо. Знаю его род, много гостил в его доме в Довта-Мартане. Он не крадет чужое счастье, его жизнь посвящена тому, чтобы делать других счастливыми, – не верил услышанному Ахия. – С юношеских лет этот отважный чеченец борется за честь угнетаемых и оскорбленных врагами горцев, несмотря на их религию и происхождение, в любом уголке Кавказа. Не щадя своей жизни, он устремляется на помощь бедным и нуждающимся и бьется насмерть со злом, где бы оно ни творилось. Зная его благородство и мужество, зовут на помощь, ждут там, где никто другой не может справиться с бедой, – рассуждал балкарец, верный друг Куты. Не дожидаясь утра, вооружившись, абрек Ахия поскакал куда-то в ночь.

Вернувшись в свой родной аул Кундетово, Мухарби распорядился готовить Фатику к свадьбе в ближайшее воскресенье. Фатика согласилась и ушла к себе: решение отца не подлежало обсуждению. Умом она это понимала, но ее сердце разрывалось от настигшего горя. Мушни был старше ее на пять лет. Она еще маленькой девочкой всегда восхищалась им и его другом Хергиани, когда гостила у тети в Сванетии. Ей было пять лет, когда в Сванетии ее котенок залез высоко на дерево и не мог оттуда слезть. Фатика просила у соседских мальчишек достать ее котенка, но никто не решался залезть на верхушку тонкой ветки. Она плакала, и слезы ручьями бежали по ее детским щекам, когда мальчишки с соседней улицы шли мимо них.