Майрон Готлиб - Возвращение

«Все перемелется, станет муко̀й, что было тоской», – услышала она Рому. Он не шутил. Он знал.

К этому моменту их странствия последние крохи сухарей, взятых из дома, были сметены. Нужно найти питание, чтобы выжить на пути до Харькова. Самое большое богатство, которым брат и сестра не располагали, было время. Раскаты фронта попеременно перекликались с разных сторон, иной раз пробирались даже с юга, но одно было неизменно – грохот войны приближался и становился все более отчетливой реальностью с каждым часом. Для экономии времени Даша оставила Рому у дороги в безопасности на виду у сотен людей, проходящих мимо, а сама припустила в сад, примеченный неподалеку.

Через несколько шагов вернулась обнять и напомнить:

– Без меня ни шагу. Слышал? Повтори.

– Без меня ни шагу. Слышал? – повторил Рома, – Второй закон времени помнишь?

– Какой еще второй закон времени? – сразу не поняла Даша. – Это что-то новое.

– Если никогда не уйдешь, то никогда не вернешься.

– А есть еще и первый? – почему-то спросила Даша.

Знала, надо торопиться, но вопреки здравому смыслу упрямо не двигалась.

– Есть и первый. Но это на второе. На потом, – пояснил он, – когда вернешься. Беги. Короче расставания – меньше слез.

Он повернул голову к солнцу. Закрыл глаза. Улыбнулся в ожидании чего-то необыкновенно приятного. Открыл глаза. Нарочито удивился.

– Ты еще здесь!? Ну чего дергаешься? Присмотрю я тут за ними. Ничего без тебя не станется. Как шли, так и будут идти. И очередь держать буду. Никто не нахамит «вас тут не стояло» или…, – он нахмурился, уперся рукой в бок и хрипло пригрозил, – «вас тут не ходило»

– Не спрашивай, когда вернусь – просто жди, – она перебрала в памяти, все ли сказала, обо всем ли предупредила.

– Хорошо, спрашивать не буду, – нехотя и обиженно надув губы, уступил Рома и вкрадчиво добавил, – а можешь сказать без того, чтобы я спрашивал?

Душная неуютная тишина понуро движущегося людского потока виновато взорвалась смехом. И даже осуждающие взгляды медленно перемещающихся обозников и весь ужас, в который все вокруг были погружены, не могли этому воспрепятствовать.

Даша скорее почувствовала, чем услышала: «Не задерживайся. Я жду тебя»

Побежала… Определенно что-то забыла… «Ну да ладно. Не на час же, в конце концов, расстаемся». Остановилась, обернулась. Рома закрыл глаза, улыбнулся, вспоминая или в ожидании чего-то необыкновенно хорошего, открыл глаза, удивился во второй раз: «Ты все еще здесь?»

Сад не имел ограждений и казался скорее диким, чем заброшенным. Даша разглядела несколько абрикосовых деревьев в центре сада. Выбирай ствол повыше, ветки потолще да потяжелее. Тяни, тряси. Взбирайся, как по лестнице. Раздолье, да и только. Летние духота и зной лениво скатывались по трепетной листве от разгоряченного неба к прохладной, в некоторых местах еще увлажненной росой траве, в других – тяжело взбирались из сухой пригретой солнцем земли вверх по откосам витиевато изогнутых стволов. Свирепые осы напоминали о своем существовании больше противно раздражающим жужуканьем, чем жалоскальством.

Даша удачно, хотя и нарочито медленно, как бы извиняясь за вторжение в осовладения, набрала плодов в мешок, который связала узлами из простыни, предусмотрительно прихваченной в дорогу.

Она облегченно погрузилась в забытьё от побега, от непрерывно давящей неопределенности будущего, от мрачных раздраженных напуганных лиц, окружающих ее и Рому последние дни. Простыня в руках тяжелела, казалось, не только твердыми, кривощекими, в крапинку плодами, но еще и тревогами, чудесно нашедшими путь на свободу из ее жаждущей облегчения души.

Не сразу Даша заметила, как от осиного шушуканья начал отпочковываться новый звук. Странный, незнакомый металло-муторно-моторно-тар-тарахтящий нарастающий гул, усиливающийся до поры, когда осиная волокня полностью растворилась в новом угрожающем рокоте. Секунду спустя она увидела самолеты, выныривающие ряд за рядом из-за кромки листвы и уткнувшиеся носами в сторону рассвета.

Самолеты стройно, торжественно и угрожающе маршировали по небу. Она никогда раньше не видела такую тяжелую массу металла, взвешенную в воздухе одновременно. Непонятным представлялось, откуда у неба столько мощи, чтобы удерживать над землей эту махину, но еще больше поражала безупречная координация траекторий.

Маленькие и безвредные в отдельности, крылатые машины, объединившись в громадную организованную стаю, представлялись зловещими, хотя и двигались стороной и никакой угрозы для нее и остальных беженцев, подавленно откатывающихся от фронта, не представляли. Да и как могли? – перепутать многоцветную, расхлябанную, разношерстную толпу людей и животных с организованным военным подразделением невозможно было не только с высоты их парения, но и из далека Луны.

Один самолет робко, эдак неуверенно бочком отстранился от стаи, развернулся в вираже, выровнялся, после чего смело и напористо направился к ней, медленно вырастая в размерах и серебряных бликах. Бойко и уверенно за ним припустились второй и третий, будто родители, заметив неожиданное бегство их чада, следовали за ним, стараясь не выпустить беглеца из виду. Секунду спустя третий, раздумав, вернулся в строй точно в ту же ячейку, в ту же скорость, в ту же координату стальной орды, из которой ранее выпал. «Ага, папа, значит» – догадалась Даша – «У него дела поважнее, чем бегать за шкодливым отпрыском». Тем временем, два самолета продолжали приближаться, опустившись так низко, что стали невидимы за цветочно-томно-темно-зелеными куполами деревьев. Когда же железные монстры вновь объявились, то пронеслись над ней так низко, что она смогла разглядеть лицо одного из пилотов. Едва пролетев, спустя пять громких тяжелых ударов сердца самолеты вздернули носы вверх и резко набрали высоту, одновременно и симметрично опустили правые крылья к земле и вписались в правильную траекторию виража в направлении скрывающейся за восточным горизонтом кавалькады.

Земля под ногами подпрыгнула, потом опять и опять, сильный ветер сбил ее с ног. Острая боль в ушах последовала за взрывами, донесшимися со стороны дороги. Там в белой рубашечке, с двумя котомками и четкой инструкцией никуда не двигаться до ее возвращения ожидал Рома.

Бросив самодельный мешок, она кинулась назад к дороге. Где-то там она оставила его, но узнать место невозможно – все как-то перевернулось и по пути запуталось. Существовали несколько искореженных воронок, вцепившихся в одну шепелявую линию, и одна почти правильной формы. Хорошо различимая вертлявая граница образовалась между спокойной плоскостью девственного нетронутого ландшафта и язвами холмов и рытвин, разорвавших ленту дороги. Темно-серое облако пыли, отрепье материи, перьев, шмотье ниток, клочья газет медленно оседали и неуместно рождали иллюзию движущихся холмов.