Яна Дружинина - Церион, или Холодный, но прекрасный мир

Молодой водитель успел нажать на тормоз, но было уже поздно.

Страх в глазах. Удар. Полёт. И темнота.

Очнулась она уже в больнице. Когда картинка перед глазами стала более или менее отчётливой, первой кого увидела Наталья была её младшая дочь, Алика.

Дочь сидела у койки еле живой матери и сосредоточенно смотрела ей в глаза.

– Где Ирма? – протянула женщина с надеждой в голосе.

– Я не знаю, – протянула Алика.

На самом деле Ирма, узнав о том, что мать при смерти, поставила на полку шоколадную пасту, отложила на время просмотр мемов и поспешила заняться вопросом наследства.

***

Мать молчала, и Алике не хотелось нарушать это молчание, да и, по правде говоря, она не знала, как это сделать. Что обычно говорят умирающим?

Алика смотрела в вечно усталые глаза матери и думала: «Она должна была меня пережить и теперь, вот так, неожиданно умирает. Она редко болела, только часто жаловалась на усталость. Я уверена, она дожила бы до преклонного возраста, если бы не выбежала в истерике на дорогу. Отчим, конечно, тоже не безвинная овечка, но мама должна была знать по опыту, что истерика ни к чему не приведёт: холодильник полнее не будет, а, кричи не кричи, чурбан чурбаном как и был, так им и останется».

Алика винила и себя в случившемся: она тогда как-то растерялась и не вмешалась в ссору, не побежала за матерью следом, хотя, тогда уже было поздно.

Мать неподвижно лежала на койке и то смотрела на дочь, то переводила отстранённый взгляд на потолок.

«Она уже не здесь», – поняла девушка.

Сейчас в глазах этой обманувшейся, измученной женщины читалось только одно: «Скорей бы всё это кончилось». И её лицо, стремительно постаревшее за один день, выражало то ли вселенскую муку, то ли вселенскую скуку, что, по сути, одно и то же.

– Знаешь, – едва слышно протянула мать, – это даже хорошо, что ты умрёшь молодой: мучиться, как я, не будешь. А то, мучайся не мучайся, а всё равно итог один…

«Нет, нет, тысячу раз нет!» – Всё существо Алики взбунтовалось.

Девушка любила жизнь, любила даже со всеми её судорогами, бедами и разочарованиями, но умирающей возражать не посмела. Да это было бы даже глупо.

– Алика, доченька… – Наверное, мама хотела пожалеть своё обречённое дитя, но мысль остановилась.

Зрачки женщины застыли в одной точке. Дыхание оборвалось. Наталье было только сорок три, а она умерла старой.

Разноцветные обёртки, полиэтиленовые пакеты и прочая лабуда крутилась в воронке ветра. Упаковка из-под мюсли влетела в лицо Алики. Ха, как насмешка!

Девушка быстрым движением отшвырнула от себя навязчивый мусор. Она стояла на остановке, потирая руками предплечья.

Холодный ветер пробирал до костей, но вот что странно: домой возвращаться всё равно не хотелось. Однако идти больше было некуда, и Алика не по своей воле, но своими ногами должна была вернуться в серую многоэтажку.

Она думала о многом и ни о чём конкретном. Казалось, что всё происходит по какому-то заранее написанному сюжету. Внутренне она противилась и не хотела возвращаться в опостылевший ей серый дом. Но куда ещё ей было идти? Когда накатывали такие мысли, Алика чувствовала себя полуживой.

Наконец, подъехала долгожданная маршрутка. Ветер подул с новой силой. «Уж не ураган ли приближается?»

– Садысъ быстрэй, дэвушка, пока вэтром нэ сдуло! – весело крикнул водитель.

Алика неторопливо забралась в долгожданную маршрутку и села напротив молодой матери с маленькой девочкой. Мать и дочь очём-то говорили и чём-то весело смеялись. Женщина нежно прижимала девочку к себе.

Алика смотрела на их счастливые лица понуро и даже почему-то обиженно. Но сцена семейного счастья затронула в ней давно не звучавшие струны. Воспоминания детства пронеслись киноплёнкой. Она вспомнила мать, молодую и улыбчивую, вспомнила, как та носила её, маленькую, на руках, вспомнила её ловкость в быту, быструю походку и запах духов. Это был древесный запах.

Тогда маленькой Алике казалось, что так должна пахнуть сильная и уверенная в себе женщина. Она попыталась уцепиться за эти воспоминания и как можно дольше не отпускать их, погрузиться в них, уйти с головой, но…

Но вот маршрутка остановилась на её остановке. Счастливые мать и дочь остались позади, а впереди был холодный серый дом и полная, щемящая неизвестность. Теперь её никто не ждал.

Дома была только сестра. Ирма, вопреки своему обыкновению, воодушевлённо возилась с документами. Не глядя на сестру, она задала ей пару вопросов, о том как умерла мать и когда теперь похороны, и ещё что-то в этом роде. Алика незаметно для самой себя ответила на них.

– А Пустовалов свалил отсюда, – известила её сестра. – Другого выхода у него не было. – В её голосе прозвучали радостные нотки.

Самый главный страх отчима стал явью: он остался без квартиры.

– Есть хочешь? – оторвавшись от кипы бумаг, поинтересовалась новая хозяйка квартиры.

Алика торопливо закивала. Ей уже чудилось, что её желудок начал переваривать сам себя. Ослабевшая и подавленная, она всё-таки решила подкрепиться.

На кухне благоухали жареные грибы. Большая их часть прилипла к сковороде, но, к счастью для Алики, на тарелку всё-таки что-то попало.

Девушке было не до эстетических соображений. Голодная, она умяла всё, что ей положили, и откинулась на спинку стула, держась за живот. Грибы на голодный желудок – совсем не здорово.

– И всё-таки какой кайф, жить без этой скотины Пустовалова! – Старшая сестра лихо махнула рукой и уперла руки в боки.

Плотная, румяная, упитанная, теперь она стала свободной и независимой женщиной.

– У меня только один вопрос, – прервала восторженный поток её слов Алика.

– Ну? – Ирма опёрлась одной рукой на стол.

– Как ты думаешь, если я найду отца, он примет меня?

Горло сестры чуть не разорвалось от истерических смешков.

– Ой-ой-ой, да нафиг ты ему нужна? Как говорит наша тётка: «Охолонись, милая».

– Ну, всё-таки я его дочь, – возразила девушка.

– Какая, к чёрту, дочь?! Ты палка в колёса, а не дочь. Плевал он на кровные узы и всю прочую ерунду! Он не хотел, чтобы ты появлялась на свет. Да и вообще… – Ирма остановилась. – Забей.

– Так-так, а вот с этого момента поподробнее. На что я должна забить?

– Забей. Просто забей. – Ирма отвернулась и, сделав вид, что ничего и не было, принялась мыть посуду.

Если человек сказал «забей», его уже трудно снова разговорить, но Алика не унималась.

– Расскажи, что ты ещё знаешь! Расскажи! – настаивала она. – Ты же знаешь, что я просто так не успокоюсь!

Ирма оставила посуду недомытой и с мрачным видом повернулась к сестре.

– Ну слушай, если хочешь. – сказала она, вытирая руки полотенцем. – Родители не знали, оставить плод или нет. Сама знаешь: вечно денег нет, то, сё… Мать предложила подкинуть монетку…