Яна Дружинина - Церион, или Холодный, но прекрасный мир

А пока Алика рассуждала, они вошли в какую-то комнату. Позже обстановку комнаты она так и не вспомнила – не на том тогда было сосредоточено её внимание.

Илин жестом повелела ей сесть. Именно повелела, а не предложила. Кресло было очень жёстким и глубоким. Перед ним стоял низкий кофейный столик со стеклянной поверхностью.

Девушка села, точно провалилась. Было очень неуютно, но ёрзать в поисках удобного положения она не стала.

Хозяйка садиться и не собиралась. Алику это насторожило. Женщина держалась за спинку стула и, как показалось девушке, чего-то ждала. Порыв ветра ворвался в открытое окно. Штора надулась от ветра, словно парус перед бурей. Алика, не моргая, ждала, что же скажет её удивительная знакомая.

– Может, чаю? – вежливо предложила Илин.

Алика так удивилась, что провалилась в кресло ещё глубже.

– Нет-нет, спасибо, – протараторила она, а про себя подумала: «Ну скорей уже говори, не тяни».

– Ну, как знаешь. – Илин резким движением захлопнула окно, – Ну что ж, я не буду попусту тратить слова и не буду тебя ни в чём убеждать.

В этот момент Алику одолело такое подозрение, что её собеседница умеет читать мысли.

– Я просто покажу, каким даром я могу тебя наделить.

«Звучит пафосно», – успела подумать девушка, но быстро сосредоточилась и подвинулась на край кресла.

– Ты готова? – спросила Илин, медленно подходя ближе.

Алика дала понять, что готова, хотя это было правдой только отчасти.

Илин достала нож. Блеск металла отразился в глазах девушки. Лезвие рассекло воздух, Алика снова приросла к спинке кресла.

Нож прошёлся по коже. С запястья Илин закапала кровь. Женщина за долю секунды оказалась перед самым лицом своей гостьи.

– Смотри. – Она показала ей окровавленную руку.

Порез на глазах затянулся.

– Что за чертовщина?! – не выдержала Алика и сказала вслух то, что намеревалась произнести про себя.

– И это ещё не всё, – победоносно произнесла Илин. – Я никогда не болею и никогда не старею. Хочешь быть вечно молодой, Алика? – Женщина обтёрла лезвие платком и отложила клинок на стол.

Девушка молчала, как пришибленная.

– Только одно слово – и болезнь будет тебе не страшна.

– В чём фокус? – И это Алика тоже не собиралась произносить вслух.

Ответа не последовало. Любопытство победило осторожность и здравый смысл. Алика неожиданно взяла клинок со стола.

– Что ты делаешь? – Илин растолковала действия девушки по-своему. – Постой, это не так работает…

Алика быстро резанула по ладони.

«Может быть, всё дело в ноже», – подумала она.

Царапина защипала и даже и не думала заживать. Алика перевела взгляд на свою таинственную собеседницу – кровь завораживала, гипнотизировала её.

Илин смотрела на кровавую полоску, как аллигатор на добычу. Алика поняла: искушать судьбу больше нельзя.

Не теряя времени, она выскочила за дверь, быстро отыскав выход из дома и оставив за собой только распахнутую дверь.

Она бежала на шум моря – туда, где, идя по берегу, она точно сможет отыскать обратную дорогу, и ей не надо будет плутать по непонятным улочкам и закоулкам.

Минут десять она провела в пробежке, и только когда крыша дома исчезла из виду, девушка немного успокоилась и перешла на шаг.

Бег вымотал её. Хотелось пить, но впереди виднелись только разноцветные полосы моря. Усталость была не столько физической, сколько моральной. Алике так хотелось зацепиться за эту спасительную соломинку, но та оказалась только насмешкой судьбы.

Сейчас вся эта ситуация с доброжелательной незнакомкой, укрывшей её от дождя, с богатым коттеджем на окраине и порезами, заживающими на глазах, казалась ей сущей нелепицей. Саму себя она называла не иначе как идиоткой.

«И зачем я повелась? Зачем сунулась в этот дом? Никакой нормальный человек на моём месте не поверил бы словам этой женщины. И кто она? Просто ненормальная? Садистка?» Впрочем, может, Алика и зря корила себя: каждый имеет право на что-то надеяться.

Тщетно ища ответа на многие мучившие её вопросы, она вымоталась, изгрызла себя изнутри. Сил больше не было, осталось только море… Разноцветные блики играли в догонялки, резвясь в лазурных водах, щедро политых солнцем.

Жёлтый песок с вкраплениями рыжего, коричневого и серого, острые ракушки, так и стремящиеся уколоть босые пятки, болотно-зелёные водоросли, похожие на волосы кикимор – всё это напомнило девушке картины её отца (тот был художником). Его картины, хоть и были очень однообразными, пестрели множеством ярких красок.

Алика вспомнила одну из них: невысокие полупрозрачные волны пропускают солнечные лучи. Тоненькой кисточкой выведен элегантный силуэт девушки, стоящей у моря, в карминовом платье с декольте и в соломенной шляпе с огромными полями.

Отец отдавал предпочтение густым мазкам и всегда быстро писал свои картины. Спешка свойственна очень целеустремлённым людям, а иногда и очень импульсивным. Импульсивность – помеха для достижения цели.

Пожалуй, отец, пишущий картину, – единственное, что Алика помнила отчётливо о своём родителе. Остальные воспоминания были расплывчатой, несвязной массой. Со слов матери она почти ничего не знала. О своём бывшем муже мать рассказывала редко, а когда дочь задавала вопросы, отвечала с большим раздражением.

А так иногда хотелось заглянуть под эту туманную завесу, узнать хоть что-то о своём родителе! Надо отметить, что образ отца в воображении Алики был сильно идеализирован.

Юная мечтательница наделила его всеми теми качествами, которыми не обладал её отчим Пустовалов. В своём воображение она как бы противопоставляла эти два мужских образа: Пустовалов был полным, а может, даже и толстым, а отец, напротив, был стройным и подкачанным. Пустовалов был резок и груб, отец же был рассудителен и интеллигентен. Пустовалов принижал Алику, отец, наоборот, возвышал. Пустовалов пытался затоптать, отец помогал подняться.

Но это был всего лишь мираж, порождённый её воображением. Это было странно, потому что мать никогда не говорила ничего подобного. Напротив, она больше ругала своего бывшего мужа, нежели хвалила.

Но Алика неосознанно наделила этот образ теми чертами, которые, подрастая, она искала вокруг себя, но ни в ком не находила.

Подростковые фантазии, даже те, которым суждено разбиться об скалу суровой действительности, тем не менее, помогают пережить трудности возраста. Пощёчины судьбы неотвратимы, шрамы неизбежны, но это не мешает человеку верить в лучшее, надеяться, мечтать и любоваться бликами моря и игрой волн. Так, может быть, их лучше и не трогать, эти фантазии?..

Личность отца Алики оставим за кадром. Судьбы его и Алики вряд ли когда-нибудь пересекутся. Гораздо важнее уделить внимание её матери Наталье.