Ростислав Чубарь - Светлячок. Быль или небыль

Девочка родилась в «Снегиревке» в 5—45 утра, роды были тяжелые, продержав месяц на сохранении, врачи так и не дождались, чтобы плод перевернулся. Доставали ножками вперед. Почти 4 кг. Маша кричала так, что сел голос. Филя один раз появился в больнице, оставил авоську с яблоками и конверт с деньгами, его просил не искать, у него другая жизнь, работа в органах, в общем «Мы разошлись, как в море корабли…»

Еще через месяц Маша переехала в общежитие от пединститута, а через три месяца ночью за ней пришли. Тогда-то и состоялась та встреча с грозным прокурором, которую Маша запомнила на всю жизнь.

Оказалось, Филя, а по-правильному сотрудник госбезопасности Филипп Куликов где-то сильно проштрафился, в деле фигурировали тысячи рублей, полученных от неизвестно кого, любовница, какие-то взятки и чуть ли не государственная измена. Тут то и поняла Маша, как ей повезло, что Филя бросил ее с ребенком до своего ареста. Маша, как свидетель, с младенцем на руках, конечно, была на суде и по совету обвинителя отреклась от Фили и даже плюнула ему в лицо. А у судьи попросила, отчество своей дочке записать в честь своего отца Сергея. После суда, ее вызвали в институт и настойчиво рекомендовали, получить распределение за пределы Ленинграда куда-нибудь желательно за сотый километр. Так молодая учительница Маша Звягинцева и очутилась в этой забытой всеми деревне.

– Мишка, стервец ты этакий, сколько можно звать! Помоги сестре воду таскать! – закричала Мария Сергеевна, выливая грязную воду в траву.

Мишка, крепкий, коротконогий, вечно шмыгающий носом мальчик у нее появился уже тут в деревне, кто отец так доподлинно она и не знала. Волос черный, как у Цыгана Степана, а нос курносый как у Федьки – пастуха. Характер черт знает в кого, наверное, в председателя Егора Ермаковича, тюрьма по нему плачет, а глаза как сливы, в деда что ли?

Из посадки кукурузы появилась Мишкина голова, он мигом очутился у колодца, схватил тяжелое ведро, которое тянула девочка за ручку и дети потащили ведро к матери.

В это время старая, черная ворона слетела с крыши и, заслонив на мгновение солнце и сделав круг над двором, уселась на ветке ближайшей к дому липе

– УУУ- Мишка погрозил вороне кулаком.

Ворона ничего не ответила, а отвернулась от Мишки, сверкая на солнце бельмом.

Война с вороной у Мишки была с ранних лет. Все началось с того, что Мишка увлекся игрой в «ушки» с местными ребятами, они доставали солдатские медные пуговицы с ушками и свинцовой битой старались перевернуть их. Сначала Мишка все время проигрывал, но один раз ему повезло, он выбил все «Ушки» и унес выигрыш к себе домой. Чего там только не было, но главное сокровище – большая царская пуговица с двуглавым орлом с какого-то возможно и генеральского мундира. И вот, когда мать позвала его ужинать, а «ушки» лежали и блестели под солнцем во дворе, противная птица утащила в свое гнездо почти все пуговки. Мишка рыдал весь вечер и с тех пор затеял устроить вороне вендетту, чтобы вернуть свое сокровище

Он даже пробовал забраться на дерево, но не удержался и под, как ему показалось, довольное карканье вороны свалился в придорожную пыль.

– Клара у Карлы украла кораллы, Клара у Карлы украла кораллы – раздался звонкий девичий голос внизу. Клара приоткрыла рабочий глаз и пощипала у себя под крылом. Клара – это она, а Карла – тот противный мальчишка, что живет напротив. Надо бы уличить момент да клюнуть его в темя с лету, чтобы знал, как лезть в гнезда к почтенным воронам!

– Дура безносая, – заорал мальчишка и бросился догонять девочку, но шансов у коротких ног против длинных девичьих было мало и, обежав вокруг дома несколько кругов, Мишка запыхался и остановился.

Больше всего его злило это слово – кораллы он не знал, что оно значит, и в его представлении это было что-то весьма неприличное, что нельзя повторять вслух. Ничего, думал он, скоро я отомщу и за карлу, и за кораллы

В это время Клара снова начала дремать.

Вдруг, что-то со стороны подслеповатого глаза свистнуло и в крыло впился острый камень, Клара каркнула, взмахнула крылом, но острая боль пронзила все тело, она забилась, пытаясь восстановить равновесие и рухнула к ногам противного мальчишки, державшего в руках рогатку. Ее схватили за лапки, мир перевернулся вверх крыльями и тут же размозжили голову о забор.

– Ну кто теперь карла? – крикнул мальчишка уже мертвой птице.

Сзади раздалось: – А я расскажу!

Света стояла и с любопытством наблюдала за реакцией брата.

– Мама, – закричала она. – А Мишка резинку из твоей коробочки в швейной машинке утащил!

– Паразит – закричала мать, вешавшая белье, – кто тебе разрешил? положи, где взял, поймаю – высеку!

В кабинете председателя колхоза «Путь Ильича» Егора Ермаковича Милюкова с утра толпилась молодежь с бумажками в руках. Половина колхозных выпускников написала заявление, чтобы им выдали разрешения на выезд из деревни с целью поступления в вузы. Председатель тихо гнул матюги, объясняя неразумным недорослям, что если все из колхоза в город уедут кто в колхозе работать будет???

– Я вам тысячный раз повторяю – мне некем вас заменить! нет у меня доярок лишних поймите вы, и трактористов лишних нет!

– А я вам тысячный раз говорю – вы не имеете права! – Вторила ему белокурая девица.

Девица была ох как хороша: высокая, статная, груди, как два арбуза, ноги длиннющие, сама не полная ааа, ну вот самый сок. У Егора Ермаковича при ее приближении невольно дергался кадык. И в кого такая, явно не в мать, мать-то Егор знал хорошо.

Вытолкав всех из кабинета, председатель вздохнул, и залез в несгораемый шкаф там на круглом блюдце белело вареное куриное яичко и стоял заветный графинчик с водкой.

Сзади раздался шорох, председатель недовольно обернулся: у стола стояли заводила Светка Звягинцева и дочка колхозного бухгалтера однорукого Петра, Машка Ильина.

– Ну что еще? – жалобно спросил он.

– Егор Ермакович – вы коммунист?

– Чего? – замялся председатель, – в смысле?

– Ладно, поставлю вопрос по-другому. Почему вы не выполняете распоряжение товарища Леонида Ильича Брежнева – и не пускаете комсомольцев нашего колхоза учиться?

– Я может на агронома хочу выучиться, а она учителем хочет быть, – Света показала на подругу.

– Мы хотим учиться и вернуться в родной колхоз! Чтобы поднимать деревню!

Егор Ермакович вздохнул, глядя на кинематографический стан будущего агронома, ему хотелось выпить и перед матерью этой девицы он чувствовал некий стыд.

– Давайте заявления. – Молча подписал их и сказал: – Ну, в добрый путь, -и шлепнул синюю печать.