Дмитрий Пименов - Гавриил. Только ветер

– Да. Я знаю о ней. Но Виктор сможет сделать многое! Когда вырастет. А сейчас… – Николай жаждал увести разговор от Алисы. Он наблюдал за ней с самого рождения и до совершеннолетия, теперь, когда она стала взрослой, Николай решил дать волю чувствам и… ну с кем не бывает. Он в нее влюбился, хотя им приказано не иметь личных дел с людьми. Но молодые поколения все больше и больше к ним привязываются, с течением времени даже старшие тают под красотой этих изящных созданий. Люди! Величайшее творение отца. Величайшее и алчное. И добродушное. И эгоистичное. И стремящееся к любви посредством разрушений. Разрушений всего, чего только можно. – Он сможет давать вам силы, пока не найдется кое-кто посильнее, кто может многое и быстро обучаем.

– Неужто ты увиливаешь, змей? Не сметь при мне. Со мной! – разозлился Аркадий.

– Нет, что вы? Просто в 87-ом был один случай, мужчина неприметный, да и жизнь вся его такова. У него родился сын. Я слежу за ним. Но он еще мало обжился в обществе, нужен хотя бы год. Или около того.

– Особый мальчик… – мечтательным взглядом Аркадий пронзал стену. – Эти сказки тебя умнее не сделают, идиот. Подумать только, какой-то особенный мальчик, что за дела…

– Но, сэр. – запнулся Николай.

– Ага. Вези Виктора тоже. Разберемся с этой загулявшейся Алисой и примемся за мальчика. – неумолимо твердил Аркадий. – Мы уже говорили о личных отношениях, знаешь, помнишь, не делаешь. Плохо, однако. Очень. Не важно, я сейчас иду спать. А ты собирай других за источником (мальчиком). Думаю, еще десяток до конца года возьмем и на том хватит. Людей нам хватает, пусть на воле подрастают.

– Так почему ты, сукин сын, не оставишь в покое Алису!? —сказал себе Николай. – Конечно. Все будет сделано. – продолжил он вслух. – Приятных ночей вам.

– Тебе того вдвойне. – на том Аркадий повесил трубку.

Мужчина на другом конце провода заплакал. В центре белой, залитой светом, комнате стоял на коленях Николай, обнимал руками стол и медленно-медленно стучал трубкой об него. Медленно-медленно. Для него это было невыносимой мукой. Первая женщина, которую он полюбил, умерла два века тому назад. Теперь он вновь испытал это теплое чувство – чувство привязанности к человеку. Но поели леденцы, пора и зубкам поболеть. Лучше бы он не знал о приближающейся смерти своей возлюбленной. Лучше бы он однажды пришел в свой кабинет и узнал, что Алисы больше нет. А теперь его будут терзать сны и попытки предпринять что-нибудь, что спасет ей жизнь. Но все было бесполезно. Через две недели он вышел на берег с кувшином в руках, омытый его же слезами. Но никто, ни одна душа не видела тех слез, он развеял ее пепел на ветру. Океан съел ее останки.

– Будь пеплом дней моих счастливых, Алиса. – дрожащим голосом выдавил из себя мужчина. – Стань серым пеплом на ветру.

Я был хорошим отцом, по моим меркам, и очень уж плохим мужем, по общественным меркам… да и по моим.

Если б я не изменял своей жене. Если бы тратил лишь на семью. То никогда бы не ввязался в эту столь «увлекательную» историю, которая закончилась куда плачевнее, чем я мог себе представлять.

В 1965-ом году умер мой отец, Гавриил Геннадьевич Стаханцев, хороший был человек, герой войны (хотя в наше время принято почитать родителей, но и без этого мне было плохо от его смерти). И поначалу я не знал, как залечить эту рану, я был молод и полон сил, закончил институт и устроился работать учителем истории в родную школу. Мне, как педагогу, нельзя было показывать отрицательные стороны моего времени обществу, да и вообще тогда было другое время, другое общество, а я лишь хотел развеяться после тоски по отцу. Вот я и пустился во все тяжкие, стал ходить от одной женщины к другой, к третьей, даже к замужним ходил, пока наконец моя сестра, Валентина не познакомила меня с моей будущей женой – Варварой. Удивительно, но она не знала о моих «похождениях», что не странно, ведь я умел заметать следы, а такие следы оставлять мне было ни к чему. Как говорилось в старых сказаниях: стали они жить-поживать, да добра наживать. Да только, как это бывает, любовь постепенно превращается в привычку, вот и моя Варвара превратилась в привычку, как сигареты, только вот всякий раз хотелось пачку другой марки… опять. Я опять взялся за старое в 1987 году. Она ничего не подозревала, я, как всегда искусно заметал следы, был для общества примерным семьянином. Но бабки во дворе, бывало, говорили плохое, и Варя это слышала, но бабки-то – есть бабки, их не изменить.

В том же году мы уже в третий раз за всю нашу совместную жизнь полетели на курорт в Крым. Черное море, палящее солнце, я слышал, что за границей есть куда лучше места, но куда мне, простому учителю истории, и ей, жене, работающей бухгалтершой в городской администрации, до таких «полётов». Но отец мне оставил хорошее наследство, поскольку никогда не признавал Советскую власть и всё прятал, кулак, да, но зато семья всегда была «в хорошем состоянии», даже после войны он смог в короткие восстановить свой толстый карман. Мне бы не хотелось выставлять отца в худшем свете, но что поделать, это моя история, и в ней не должно быть недосказанностей. Да-да: недосказанность – это всё равно, что ложь, сколько ты это не отрицай, ложью и останется.

Этот раз, эта поездка на море, выдалась очень уж ужасной и печальной для меня, как для отца, но дала возможность взглянуть жизни в лицо и, возможно, даже пообщаться с ней.

У нас с Варей было трое детей, к 1987 году Иннокентию было – 19 лет, Валентине – 17 лет и самой младшей и самой милой девочке на свете – только десять лет минуло 16 июня. Не то, чтобы я любил кого-то больше из детей, кого-то – меньше, но так всегда бывает с младшими – они нам кажутся куда милее, чем они есть.

По прилёту мы все были уставшие и до жути грязные, чего я жутко терпеть не мог. Выходя из самолета я увидел среди утомившихся «скучных лиц» одно, красиво улыбающееся мне – это было мужское лицо, что удивительно, меня радовало, что хоть кто-то мне в некоторой степени рад в этом едва знакомом месте.

Эта поездка на море была первой сознательной для Майи, но для остальных двоих детей – нет. Я знал, что дети, братья и сестры в частности всегда что-то держат в секрете, но даже представлять не мог, что такое может случиться в моей семье.

На следующий день мы, как и все приезжающие на курорт, пошли на пляж. Я обещал научить Майю плавать, она абсолютно не умела, но как она играла на пианино, это просто чудесно. По приходу на пляж я разбил «лагерь», чтобы было удобно оккупировать море. Мгновение, я увидел девушку, мгновение, я засмотрелся, мгновение… Я задумался о том, не променял ли я свою истинную натуру на семью. Но эту мысль постарался сразу же отмести, всегда отметал. И мне показалось забавным, если я «достану сигарету из другой пачки». Но какими будут последствия? Не важно. Мне казалось, это не имеет значения. Семья расположилась в «лагере» и тут же умчала к морю, я сказал, что полежу немного и приду попозже. Я рассматривал женщин в полузакрытых купальниках (сейчас они более открыты), решил забаву осуществить. Но оставил на потом и пошёл к морю, как только я встал, то рядом оказался тот улыбающийся человек. «Ему определённо что-то нужно от меня» – подумал я, мелькнула мысль спросить всё напрямую, но это показалось бы паранойей – всего два зрительных контакта – преследование?