Дмитрий Дурнев - Итальянская история

– Как тебе праздник? – интересуется Паола.

– Шикарно. Впервые на таком торжестве.

– Кстати! – вмешивается Мауро. – Пора бы действительно приступить к торжественной части! Надо же, наконец, поздравить нашу именинницу? Простите, но я должен её похитить! – говорит он, подхватывает Паолу под руку и увлекает в центр залы. Андреа, чуть помедлив, отправляется следом за ними.

– Rammollito (Тюфяк), – чуть слышно шипит Ремина ему вслед.

Вот это да! А внешне парень на тюфяка совсем не похож. Такой крепыш… Интересно, с чего это Ремина так окрысилась? Чем он ей насолил?

В центре залы теперь господствует Мауро. Он громогласно привлекает к своей персоне внимание гостей, а затем произносит хвалебную оду Паоле. Через слово он то целует ей ручку, то приобнимает, всё плотнее привлекая к себе. Паола, раскрасневшаяся, буквально млеет, принимая знаки внимания. Стоящий рядом Андреа безучастно наблюдает. Ну, точно тюфяк, ловлю я себя на мысли. На его месте я бы уже давно начал работать кулаками, а не стоял, потупив взор. Мало ли, что Мауро ей как отец, но ведь не отец же! Старый ловелас!

В конце речи Мауро картинным жестом извлекает из кармана маленькую малинового цвета коробочку и преподносит Паоле. Паола раскрывает её и восторженно ахает. На секунду она замирает, а потом звонко чмокает Мауро в щёку. Издали подарок рассмотреть не могу, но вполне представляю себе какое-нибудь очаровательное колечко с брильянтиком. Да… вот это и называется «красивая жизнь».

Гости оглашают залу аплодисментами. Мауро взмахивает рукой, на секунду свет гаснет, а когда зажигается вновь, в зале словно материализуются три пары танцоров, облаченных в яркие национальные одежды. Оркестр взрывается ритмом тарантеллы. В течение нескольких минут, постукивая кастаньетами, танцоры стремительно движутся вокруг именинницы. Подчиняясь зажигательному ритму, мои ноги готовы пуститься в пляс. Тоже самое творится и с Реминой. Она то и дело одаривает меня призывными взглядами и порывается броситься к танцующим.

Выступление танцоров оканчивается не менее восторженными аплодисментами. Оркестр переходит на вальс. На этот раз Андреа не плошает и приглашает невесту на танец. Мауро же быстрым шагом возвращается к нам. Но не успевает он подойти, как какой-то бойкий кавалер подскакивает к Ремине и, согнувшись в поклоне, предлагает ей руку. Ремина благосклонно принимает приглашение на танец.

– Вот дьявол! – темпераментно бросает Мауро на ходу. – Увели! Куда же ты смотришь? – осведомляется он, приблизившись ко мне вплотную. – У тебя из-под носа крадут такую женщину!

– Что я, по-твоему, должен был сделать? – наигранно удивляюсь я. – Не пустить?

– А хотя бы и так! – безапелляционно заявляет Мауро.

Минут пять мы безмолвно наблюдаем за вальсирующими парами. Когда музыка умолкает, кавалер отводит Ремину к одному из столиков неподалеку от нас и заводит с ней увлекательную беседу. По-крайней мере, так можно предположить, наблюдая за реакцией Ремины. Она улыбается, кивает и с готовностью поддерживает разговор.

Какое-то время Мауро не отрываясь смотрит на неё, а потом начинает поглядывать по сторонам с откровенно скучающим видом.

– Может, сменим обстановку? – говорит он наконец. – Есть здесь одно неплохое местечко…

– Можно, – соглашаюсь я.

Кабинет, в который привёл меня Мауро, обставлен со вкусом. У левой стены массивный, но вместе с тем изящный письменный стол, неподалёку от него два глубоких кожаных кресла. На столе оформленный под старину телефон и невысокая лампа на фигурной ножке. В противоположной стене камин с резной решеткой. Вдоль той стены, что напротив входа, стоит высокий книжный шкаф со стеклянными дверями. На его полках нет пустого места. Освещение в кабинете мягкое, не тревожащее глаз, но вместе с тем достаточное для работы с бумагами. Таким, наверное, должен быть кабинет крупного банковского воротилы. Скромность и роскошь, слившиеся воедино.

– Располагайся, – кивает Мауро на кресла.

Пока я усаживаюсь, он подходит к столу, жестом хозяина распахивает дверцу тумбы, на которую опирается столешница, и достаёт пузатую бутылку и два широких низких бокала.

– Неплохой бренди, – рекламирует Мауро. – Будешь?

– Не откажусь.

Мауро разливает напиток по бокалам, передаёт один из них мне, затем усаживается в свободное кресло.

Я пробую бренди. Действительно неплохо. Вкус мягкий, приятно отличающийся от болгарского «Солнечного берега». Распробовав, приканчиваю содержимое бокала одним глотком.

– Нравится? – спрашивает Мауро.

Киваю в ответ.

– Еще?

– Не откажусь.

– Действуй! – указывает Мауро на бутылку.

Не вставая из кресла, я лениво дотягиваюсь до неё. Сквозь матовое стекло видно, что она опустошена на половину. Надпись на этикетке, золотистым по чёрному, гласит «Vecchia Romagna». Наливаю себе.

– Чин-чин! – произносит Мауро, легко касаясь своим бокалом моего.

Сдерживаю улыбку. Меня всегда веселил этот забавный тост. Если разобраться, он нечто вроде нашего «ну, чтобы все…». Вроде и сказать нечего, но и просто так пить не хочется. Правда, перекочевав с исторической родины на бескрайние евро-азиатские просторы, он почему-то всё больше приобретает вульгарный оттенок.

– На самом деле, – говорит Мауро, отпив бренди, – люблю уединение. Балы, приёмы и прочее – не совсем моя среда. Конечно, иногда можно и погулять, я думаю, ты заметил, что это у меня неплохо получается?

Еще бы не заметил, думаю я, а Мауро, не дожидаясь ответа, продолжает:

– Но это не более чем желание сделать приятное кому-то из близких. Захотела Паола повеселиться, почему бы нет? Да, кстати, – спохватывается Мауро, – это кабинет Романо, – он обводит рукой пространство вокруг себя и добавляет: – отца Паолы. Когда-то я частенько здесь бывал, а сейчас – лишь по случаю. Интересный был человек, – вздыхает Мауро. – Видишь книги? – указывает он на шкаф. – Романо собирал. Отыскивал самые лучшие, денег на них не жалел. Считал, что в книгах собрана вся премудрость мира. Добро и зло. Всё, что накапливается в людях, рано или поздно, через кого-нибудь из них выплёскивается на бумагу, любил говорить Романо. И к чёрту историков с их личными предпочтениями, их домыслами и желанием угодить властям! Открой Боккаччо, Альгаротти, Коллодио и ты узнаешь, чем жила Италия тех времён! Открой Джонсона или Киплинга – и вот перед тобой подноготная Англии. Так он считал.

– Хм, при таком подходе легко прийти к выводу, что сейчас мы по уши в дерьме, – выдаю я, настраиваясь на философский лад. – Такое выплёскивается…

– Да что ты говоришь, неужели всё так плохо? – хмурится Мауро.

– На мой взгляд, хуже некуда, по крайней мере, у нас. А у вас всё в порядке?