Камилла Тильман - Социопаты

После отъезда Лены, родители девушки полностью погрузились в заботу друг о друге. Отец ежемесячно высылал в Москву крупные суммы, твёрдо держась принципа «Леночка не должна работать! Пусть поживёт в своё удовольствие». И Лену такое положение вещей совсем, совсем не расстраивало.

Университет, правда, так и остался туманной мечтой: поступить не удалось. Но это никогда и не было главной целью девушки.

Родители сняли для неё небольшую квартирку в спальном районе, и вот – Лена счастлива беззаботной жизнью, а семья искренне радуется улыбчивому лицу дочери на разноцветных фото.

– Лена, а чем ты занимаешься?

Девушка вдруг испугалась, что покажется скучной. Она тщательно подобрала слова и, глядя себе под ноги, быстро пробормотала:

– Это тоскливо звучит, но пока что я в поиске работы. Ничего не могу найти. Постоянно слышу отказы.

– Уверен, что все получится! – Даниэль мягко улыбнулся. Они остановились возле цветочной клумбы, и молодой человек осторожно потрогал носком ботинка надтреснутый камень, – Что ты ищешь?

– Когда только приехала, собиралась поступать в педагогическое. Всегда мечтала быть учителем. Но провалилась. Так что решила бросить эту затею, а сейчас ищу хоть что-то. И, если честно, без особого энтузиазма.

Даниэль удивлённо приподнял бровь. Внезапная прямолинейность девушки показалась ему простоватой. Впрочем, если бы ей захотелось соврать, пришлось бы порядком постараться – Даниэль чувствовал обман за версту. Что неудивительно: сам он был коренным москвичом, хотя и знал Петербург неплохо. Он закончил там свой первый институт. Легенду о туманной родине он придумал играючи, увлечённо – ему хотелось найти занятный повод пригласить девушку на обед.

– В любом случае, всё в твоих руках! Не стоит хоронить мечты, – молодой человек пожал плечами, – Может быть, стоит снова попытаться поступить?

– Возможно, – Лена, казалось, капельку помрачнела, – Насколько ты задержишься в Москве?

Даниэль оставил клумбу в покое. Он придумывал историю, складывал кубики будущего знакомства. Ему нравилось быть архитектором, художником. А традиционные отношения и супружеская верность казались молодому человеку треснутым камнем отжившей городской клумбы.

– Надеюсь, надолго! Мне нравится Москва: небольшие переулки на Смоленской, красивые люди. Ночная жизнь. В Санкт-Петербурге превосходная архитектура, а вот публика мне приелась, хоть я и благодарен малой родине за искусство. Мне нравятся выставки, не важно – современные, классические. А Петербург буквально притягивает художников.

Лена снова улыбалась. Манера Даниэля выстраивать длинные, витиеватые предложения, прогнала из её головы неприятные мысли.

– Вот как? – она легонько коснулась его плеча, – В Москве не запрещены выставки, точно знаю! Можно будет поискать что-нибудь интересное! Ой…

Нужное кафе осталось позади довольно давно. Поняв это, Лена растеряно огляделась по сторонам.

– Потерялась? – Даниэль рассмеялся, – Ничего страшного. Кажется, на той стороне дороги есть симпатичное место. Заглянем?

Сидя в кафе, Лена долго не могла сосредоточиться. Её голова кружилась от вопросов. Но какие из них стоило задавать? Каждая выбранная девушкой фраза казалась ей плоской, а то и бестактной. Едва справившись с выбором меню, она в ужасе смотрела на собственную тарелку – в горло едва-едва мог протиснуться чай, пирожные казались чем-то непосильным: Лена нервничала.

– Я совсем не разбираюсь в искусстве, – грустно улыбнулась она, прожевав крошечный кусочек сладкого, – Иногда мне кажется, что всё это так бессмысленно! Просто краска в раме… Или это со мной что-то не так?

Даниэль расправился с тортом и веселился, почти не скрывая. Он выпил чай, осторожно поставил чашку на блюдце, не звякнув ложечкой и не пролив ни капли.

– Что ж. О смысле искусства поговорить мы ещё успеем. А пока я предлагаю выбрать выставку! Раз они не запрещены.

Оплатив счёт, молодой человек предложил Лене увидеться завтра днём: он с восторгом обнаружил новость о выставке Антонио Лигабуэ в современном музее истории. Весело обсуждая грядущие встречи, пара покинула кафе, вместе добралась до перекрёстка и там, наконец, разбилась. Проводив девушку взглядом, Даниэль повернулся и, насвистывая под нос мотивчик известной французской песенки, отправился домой. Он был доволен: знакомство сулило победу, а дома его ждали книги.

Даниэль вырос в обеспеченной семье: его отец, Лев Яковлевич, солидный мужчина за пятьдесят, владел крупным строительным бизнесом. Подчиненные его боготворили – любой вопрос, интересующий рабочих, он решал виртуозно и с интересом. Мать юноши, Анна Михайловна, занималась юриспруденцией. И, к слову, считалась одним из лучших специалистов в России. Оба родителя отличались яркой, бросающейся в глаза красотой, которая нисколько не угасла с возрастом, разве что приобрела благородный оттенок серебра седины.

Семья Даниэля обеспечила ему все: прекрасное воспитание, превосходную внешность, достойное образование и, наконец, высокооплачиваемую работу. Он был очень доволен. Молодой человек хорошо понимал, во-первых, как необычайно ему повезло с родственниками, а во-вторых, каким завидным женихом он представлялся в свои двадцать девять лет. Его доход составлял около трех миллионов в год, а живой, искрящийся ум юноши играючи очаровывал практически любого, кто встречался на его пути.

Даниэль знал три языка, не считая родного – английский, французский и даже иврит. Помимо прочего, он любил русскую классическую литературу. Зачитываясь, он часто с удовольствием сравнивал себя с героями: вот, к примеру, Евгений Базаров! Нигилист, человек высокого ума, хоть и разночинец, эталон непоколебимой холодности, верх рационализма! Даниэль откладывал книгу, улыбался – и представлял себя Базаровым. Уж он-то отлично справился бы продлением истории, избежав досадного финала! Единственное, в чем Даниэль всё же не был согласен с Базаровым – это страх перед любовью. Молодой человек, в отличие от литературного кумира, не боялся сильных чувств и не отрицал их, ни в коем случае. Даниэль был уверен, что всё гораздо проще. Просыпаясь каждое утро, молодой человек был уверен: он сильнее любых чувств, а значит, в случае схватки разума и сердца, победителем выйдет разум. То, что погубило Егвгения, Даниэлю казалось всего лишь оплошностью при составлении плана. Даниэль любовался собой – и не собирался отрицать это.

Придя домой, он прошел комнату насквозь, не снимая обуви, и растянулся на диване, привычным жестом прихватив книгу, оставленную на журнальном столике. Спешить молодому человеку было некуда: на работе он взял отгул, а важное дело, к которому юноша готовился ответственно и самозабвенно, должно было состояться только на следующей неделе.