Николай Самохин - Николай Самохин. Том 1. Рассказы. Избранные произведения в 2-х томах

Паганель и папа, тем не менее, как заправские альпинисты, небрежно поплевывая с обрыва, стали убеждать друг друга, что вообще-де спуститься тут можно, ничего такого смертельного они в этом не видят и так далее.

Подошел дядя Коля, молча постоял рядом, потом, словно очнувшись вдруг, спросил: «Можно, говорите?» – и, сунув трубку в карман, полез вниз.

– Куда? – спохватился Паганель. – Вернись немедленно, безумец!

Дядя Коля от этого неожиданного крика втянул голову в плечи, но не остановился.

– Николай, я тебе приказываю! – неумело строжился Паганель и даже топал ногами.

Дядя Коля не отвечал. Он спускался все ниже и ниже, цепко перехватывая трос. Из-под ног его вырывались камешки и, пощелкивая, прыгали с уступа на уступ. Иногда дядя Коля поднимал вверх лицо и виновато улыбался, словно хотел сказать: «Вот лезу… А что поделаешь? Извините».

– Он с ума сошел! – переживал Паганель. – Через двадцать минут начнется тайфун – его же как песчинку сдует.

А хладнокровный папа, видя, что дядя Коля возвращаться не намерен, свесился над обрывом и несколько раз щелкнул фотоаппаратом.

– По крайней мере, сказал он, останется доказательство, что не мы спихнули этого полоумного.

Тайфун, слава богу, не разразился через двадцать минут. Иначе дяде Коле пришлось бы плохо – он спустился уже так низко, что казался сверху не больше таракана. Паганель не выдержал этого зрелища, отошел в сторону и сел на траву.

– Чувствую, – сказал он, – что надо возвращаться. Наступил, видимо, критический момент – наша психика начинает преподносить сюрпризы. Ну, вот что это с ним такое, скажите?

«Подкорка», – объяснил умный папа. – Это довольно распространенное явление, сказал он. Бывают моменты, когда подкорка выходит из повиновения коры большого головного мозга, и тогда человек совершает поступки, которых сам же потом стыдится. Вот, например, недавно один студент-дипломник, светлая, между прочим, голова, будущее украшение науки, перед самой защитой дипломной работы запихал под дверь папиного кабинета две малосольные селедки, к хвосту одной из которых была привязана бумажка со словами: «Смерть кашалотам! Все под знамена герцога Кумберлендского!». Другой бы профессор, не знающий про существование подкорки, устроил этому студенту веселую жизнь. Но папа знал и поэтому не стал придавать значения выходке дипломника. Тот на следующий день прекрасно защитился, а папа подарил ему собственные его селедки – под общий, разумеется, хохот.

– Значит, у Гуся тоже подкорка! – догадалась я.

– У какого еще гуся? – спросил папа.

Тогда я рассказала им про мальчишку из нашего класса, Вовку Гусева, у которого подкорка, видать, очень часто выходит из повиновения, а преподаватели считают, что он просто недоумок, и хотят, чтобы его перевели в школу для слаборазвитых. Последний раз подкорка у Гуся вышла из подчинения, когда мать послала его за хлебом. Гусь повесил на руль велосипеда дерматиновую сумку и уехал. Но хлеба он почему-то не купил, а вместо этого напихал в сумку силикатных кирпичей и привез матери. Мать потом гонялась за Гусем с палкой по всему жилмассиву, но так и не догнала – все же он был на велосипеде.

Папа сказал, что наш Гусь, скорее всего, действительно придурок – учителя правы. И очень жаль, что мать в тот раз не догнала его. Что же касается дяди Коли, продолжил папа, то он наверняка уже отрезвел, посмотрел вверх – и небо показалось ему с овчинку. Кроме того, он, конечно же, представил, как мы здесь переживаем, и ему стало неудобно. Так что сейчас он, подгоняемый стыдом и страхом, бешено карабкается наверх, и через секунду-другую мы будем иметь удовольствие снова лицезреть его.

Тут и правда над краем обрыва показалось перепачканное дяди Колино лицо. Он сделал несколько тяжелых шагов, повалился на траву и стал дуть на истерзанные тросом ладони. Паганель снова заволновался:

– Ну, что ты хотел этим доказать? Мальчишка! Седина в голову, а бес в ребро, да?

Но папа незаметно лягнул Паганеля ногой, чтобы тот молчал… пока дяди Колина подкорка опять не вышла из повиновения.

А через день мы отправились в главный наш поход по Шикотану – на Мыс «Край Света».

Сварщик Петя сказал нам, правда, что ничего такого исключительного там нет. Во всяком случае, это не тот край света, где суша соединяется с небом и откуда, просунув голову в щель, можно заглянуть за пределы земли. Просто там красивый берег, скалы торчат из моря довольно живописно, и вообще, за этим мысом начинается сплошной океан – до самой Америки. Но сходить туда, конечно, надо – поставить крыжик. На Шикотане «Край света» такое же обязательное для посещения место, как, допустим, Эрмитаж в Ленинграде или Третьяковка в Москве.

Паганеля и дядю Колю очень забавляло, что мы идем на мыс с таким оригинальным названием. Настроение у них сделалось игривым, они все хотели остановить какую-нибудь девушку и предложить ей отправиться с ними на край света. Они даже начали, перешептываясь и хихикая, приглядываться к встречным женщинам, но папа охладил их. Возможно, сказал он, не одни вы такие остроумные, и эта шутка всем здесь уже надоела.

Утро было солнечным, теплым, и дорога на «Край света» оказалась «потрясающе», как сказал Паганель, красивой. Она петляла между лесистых сопок, то и дело нам приходилось перебредать светлые речушки, в которых, по словам Пети, водились хариусы, и дядя Коля всякий раз вздыхал: «Эх, посидеть бы здесь с удочкой!»

Немного портил всем настроение Паганель с фотоаппаратом (он взял его напрокат у своих знакомых с цунами-станции).

Когда в руках у Паганеля оказывается фотоаппарат, все окружающие как-то съеживаются, умолкают и стараются не встречаться с ним глазами.

Но это их все равно не спасает. Первое время Паганель, громко восторгаясь и приглашая восторгаться остальных, снимает виды – и тут можно еще отделаться поддакиванием. Однако наступает момент, когда он говорит:

– Этому пейзажу явно не хватает человеческой фигуры, – и придерживает за рукав кого-нибудь из нас. – Будь любезен, постой немножко вот здесь.

Поймав жертву, Паганель начинает долго прицеливаться. Он забегает справа, слева, приседает и даже ложится. Потом говорит:

– Все очень хорошо, но ты не в рамке. Сдвинься, пожалуйста, чуть-чуть вправо.

– А почему бы тебе не установить рамку, – возражает снимаемый (чаще других им оказывается дядя Коля). – Неужели это так трудно?

– Совсем не трудно, – сознается Паганель, – но тогда из кадра уйдет вон та сопочка, а мне бы очень хотелось ее сохранить.

Снимаемый покорно сдвигается вправо.

– Стой! – кричит Паганель. – Прекрасно! Изумительно! Это будет потрясающий кадр!.. Только отшагни назад – ты не в фокусе.