Алексей Серов - Запах жженого мяса

– Говорит, что телепортировалась, – передал я голосу на регистратуре.

– Понятно, – вероятно кивнул голос, – где вы живете?

– Переулок…

И тут до меня дошло: если санитары и приедут, заберут они не принцессу. Она может и убежать, исчезнуть или что угодно. Приехав, санитары сочтут ее кем угодно, но только не тем, кому нужна помощь. Они заберут меня и только меня. Как еще может быть, если утром четвертого февраля им звонит мужской голос и перечисляет всю эту нелепицу?

Я повесил трубку.

– Довольна? – спросил я женщину на кровати.

– Нет, – она понимающе покачала головой, – я не хотела, чтобы этот вариант событий имел место. Я высчитала все вероятности твоего поведения и предполагала именно звонок в лечебницу.

– Ты и так можешь? – издевался я.

– Да, – снова качала головой, – я могу знать, что ты думаешь и собираешься сделать.

– А вот это уже жутко.

За окном залаяла собака. Тонким свистом она сорвала остатки зимней черноты, словно впустив шумом утренний свет. Я вдруг вспомнил о своей собаке. Она умерла в прошлом году. Мне стало грустно.

– Это твой новый рассказ? – спросила она, указывая на исписанные листы на столе.

– Да, – кивнул я.

– Можно посмотреть?

– Конечно, – я принес ей рассказ.

– “Опилки”, – прочитала она, – Иосиф Клейме. Даже название замечательное.

– Спасибо, – кивнул я.

Я вкратце пересказал ей сюжет. Там про парня, который еще в детстве, падая с дерева, потерял себя. Душа просто выпала из него, во время падения. В тех пор он не может найти себя. В конце он делает себе дом на дереве, падает и умирает. Во время падение происходит инсайт и он понимает себя.

– Прости меня, – принцесса опустил голову.

– За что?

– Ты нужен нам не только для продолжения рода, – с трудом высказалась женщина.

– Для чего еще? – спокойно спросил я.

– Ты должен будешь написать нашу историю, – принцесса снова подняла глаза, – дело в том, что на Нумирисе умер последний летописец, так и не закончив последние двести лет нашей истории. Без этих записей мы остановились, мы вынуждены перечитывать прежние годы, чтобы вести все наши дела. Ты должен будешь написать последние годы нашей истории.

– Почему я? – мне стало ненашутку любопытно, – у вас что нет приличных писателей?

– Мы давно читаем твои рассказы, – с восторгом заявила принцесса, – они восхитительны!

– Так вот куда продается весь тираж! – пошутил я.

– Мы скачиваем… – ответила она.

– А вот это обидно, – я пошел на кухню.

– Ну, у нас так принято, – пожала она плечами.

– Кофе вы там у себя пьете? – крикнул я с кухни.

– Нет, – удивилась она, – как его можно пить? Мы его жуем.

Следующие два часа мы сидели на моей кровати и говорили о ее планете. Шикарно они живут: работать не нужно совсем, каждый делает что хочет и все, что зарабатывает планета – делят на всех. Короче, не жизнь, а сказка. У нее уже был муж, но он оказался бесплодным и его казнили (нехило, да?). Мне тут стало страшновато (напоминаю, ко мне она пришла за продолжением рода), но принцесса напомнила, что они знают обо мне все и что недавно они с учеными брали у меня анализы и похожей проблемы у меня нет.

– Странная ты, – улыбнулся я.

– А ты – нисколько, – улыбнулась она в ответ и поцеловала меня. Ее губы не имели никакого вкуса.

Мы сидели, пока у соседа выше этажом не зазвонил будильник. Странный образом и я, и принцесса выпрямились на звук подъема и замотали головами. Я предложил пойти позавтракать. Принцесса согласилась. Я натянул брюки, и мы вышли.

В кафе через дорогу было пусто, но красиво. Они недавно открылись и про них, похоже, вообще никто не знал. Местные побаивались сюда заходить, как людям свойственно бояться чего-то нового. На меня напала меланхолия. До того мне вдруг стало лениво, мысли словно завязли в густой овсяной каше (говорю официанту, что мне вот этой самой каши две порции). Мне пересказывать даже тот поход в кафе не хочется. Как только вспомню о той минуте, так мысли снова вязнут. Начинает болеть голова и вообще.

– А можно еще одно меню, – обижено так говорю официанту, а сам даже не понимаю, что передо мной первый “звоночек”.

– Конечно, – сконфуженный парень несет второе меню, но в растерянности не знает куда его деть, – а вам его куда положить?

– Вот, отдайте его… – я чуть было не сказал “этой красивой девушке со мной”, – положите тут.

– Как скажите, – и эхо четырехметрового потолка подпевает “чеканутый… чеканутый…”.

Принцесса делает вид, что листает меню. На самом деле, сразу понятно, что она не пробовала земной еды и не имеет ни малейшего представления о том, что такое кофе или бутер. У них едят лепестки растения прунинратарада (здоровенные лопухи метров в шесть каждый). Это растение интересно тем, что внутри у него жареная говядина и, в зависимости от спелости, различается степень прожарки.

– Да ну, – я махнул в ее сторону, – херня.

– Это правда! – возмущалась принцесса, – но есть у нас те, кто ест ее совсем молодой. Этого делать нельзя. За поедание прунинратарады в неспелом виде грозит тюрьма! Все, потому что молодое растение внутри заполнено сырым мясом, и тот, кто съест его – становится зависимым.

– Они вроде наркоманов наших или зомби?

– Понятия не имею, – развела руками принцесса, – я изучала только процесс размножения на планете Земля.

– Насколько глубоко? – у меня загорелись глаза и покраснели щеки.

– Досконально! – принцесса кивнула и провела рукой создавая в воздухе плоскость, – я знаю все.

– Рад слышать.

Что-то в ней было. Я не хотел этого делать, но видел в ней свою жену. Ну, то есть, бывшую жену. По ошибке еще называю ее “жена”, такое бывает. С ее уходом я стал много писать и время для меня остановилось. Дни, недели и месяцы я просиживаю над своей рукописью. Не удивительно, что, отрываясь от бумаги, я называю того, кого уже нет со мной “женой”.

У принцессы точно такие же глаза. Это странно. Сейчас она усмехнулась точно таким же смешком. Я прямо вижу, как моя бывшая отворачивается позерски, издавая вот такой смешок. Подносит руку ко рту, чуть запрокидывает голову. Взгляд устремляется вверх, и она издает этот смешок. Я вижу, как мы лежим после секса, я шучу ей про то, что никогда еще не занимался столько физкультурой (ну мещанский у меня юмор, ну что поделать), а она издает этот смешок. Что бы я не вспомнил сейчас – везде будет этот смешок. Да чего уж там, все наши совместные годы – это один ее уродливый смешок.

Наверное, хватит ее поносить. Жену, в смысле. Бывшую, конечно же. Мысли о ней похожи на рвоту при сильном опьянении: тебе плохо от того, что перестало быть хорошо. И не надо сейчас мне тут, мысль глубокая.

Я помню все, что с ней связано и ни на минуту не забывал. Временами, я прокручиваю, словно старую киноленту, наши совместные поездки и тупые бессмысленные дни. Мне с ней было хорошо.