Пётр Невойт - Ледяной перелёт

За 40 лет свой работы так окончательно и не понял, что же тянет человека в небо? Но это, как утверждала летчик-испытатель Марина Попович, установившая 101 мировой рекорд, притяжение сродни колдовству. Его не сравнить ни с какими другими человеческими чувствами. Кто-то называет его зовом неба, кто-то – страстью к неизведанному, другие – магией неба. Это чувство, возникающее в полете, поднимает человека над обыденностью и держит, и ведет дальше по жизни, одаряя, образно говоря, особенными духовными крыльями.

У каждого из героев этой книги была своя дорога в небо. Но уверен, что если бы довелось избирать жизненный путь вновь, они предпочли бы нашу нелегкую профессию летчика. Не исключаю, что именно романтика привела их в то или иное училище. Но в авиации остаются только те, кому по пути с риском, тяжелым ежедневным трудом. Именно такие и герои «Ледяного» перелета» – восьмерка черниговских авиаторов, отлично выполнивших сложную и рискованную работу: победили выдержка, находчивость и умение.

С высоты своих 17 тысяч безаварийных часов полетов и 116 лет выслуги в гражданской авиации («судьба не раз вгоняла в штопор, в петлю сгибала») скажу, что трансатлантический перелет – это, конечно, не подвиг. Ибо один мудрый человек сказал: «Если летчик идет в полет, как на подвиг, значит, он к полету не готов». Участники описанных событий были готовы к неизвестности, к низкой температуре и смене часовых полюсов. И перелет, скорее всего, испытание на профессионализм, мастерство, умение принимать решения в экстремальных ситуациях. Ребята его с честью выдержали.

Сейчас над Черниговом не часто увидишь самолет или услышишь привычный гул: так называемая перестройка вплотную коснулась аэропорта, наступил «мертвый сезон». Летчики-профессионалы с накопленным десятилетиями опытом оказались невостребованными и выброшенными за борт. Теперь авиация преимущественно стала бизнесом: иных делков привела в отрасль отнюдь не любовь к небу, а стремление делать деньги. Они живут по – другим законам. А мы были иными – преданными летной работе.

Уходят из жизни ветераны авиации, летают на других континентах черниговские летчики. Многим пилотам довелось оставить любимое дело и переквалифицироваться, но душа каждого, как и прежде, рвется ввысь. Эта святая романтика полета и поднимает человека в небо, к сияющим вершинам великого Храма Авиации. Ведь не копейка манит настоящего пилота (ее гораздо легче добыть на земле), а любовь к полетам – любовь, сильнее усталости, страха, осознания предстоящего тяжелого труда и неожиданностей. Вот такая любовь воодушевляла участников «Ледяного» перелета».

Общеизвестно, что любой летчик на всю жизнь запоминает свой первый самостоятельный полет. Я же до мельчайших деталей помню свою первую встречу с Небом: когда меня, шестилетнего мальчишку, «покатали» на АН-2. До сих пор ощущаю твердую отцовскую руку (ему, на то время начальнику Горностайпольского аэропорта Киевской области, конечно, не смогли отказать в просьбе). И если бы был художником, ярчайшими красками на полотне изобразил бы землю, лес, речку, озеро, крошечные деревенские избушки, поле… – все, увиденное с высоты птичьего полета. То детское ощущение чего-то необычного, подвластного только «крылатым» людям (такими считал летчиков) осталось в душе на всю жизнь. И хотя, после выхода из самолета, меня качало в разные стороны и вместо дома пошел в сторону леса – это было, несомненно, незабываемым событием.

Позже посчастливилось пообщаться со многими известными летчиками. И в частности, с легендарным авиаконструктором и неординарной личностью, академиком Олегом Антоновым. Впервые увидел этого необыкновенного и удивительного человека в 1967 году, когда из нашего аэропорта улетала стомиллионный пассажир самолета АН-2 – бригадир горностайпольского колхоза им. Ленина, орденоносец Анна Тихоновна Кошара. Олег Антонов поздравлял ее и вручал билет.

Олег Константинович был частым гостем в отцовском доме: как грибник, прилетал за грибами на АН-14 в Горностайпольские леса. Наш сельский аэропорт входил в состав Киевского объединения, организованного на базе столичного авиазавода в микрорайоне Святошино. Я безоговорочно был принят в компанию настоящих мужчин и пилотов: ведь всегда «хвостиком» ходил за ними. Многие известные пилоты гостевали у нас дома, общались с отцом. И я ловил их каждое слово – слушал, затаив дыхание, взрослые мужские разговоры об авиации. Тогда же услышал таинственные слова «АН-2», «Аннушка«… Шутя, Генеральный конструктор называл свое любимое детище «консервной банкой». Но вскоре у биплана появились разнообразные и широкие обязанности: санитарная авиация с «крылатыми врачами» на борту, геологическая разведка, освоение Арктики и Антарктиды, обслуживание на Крайнем Севере рыбаков и охотников, тушение лесных пожаров и даже, вопреки ожиданию создателей, перевозка пассажиров. Этому самолету судилась долгая жизнь в небе: различные варианты машины дали возможность авиаторам быть мастерами на все руки. На колесах, лыжах и поплавках «Аннушка» – простой и работоспособный тип самолета, экономически выгодный для массового производства – трудилась круглый год на всех воздушных линиях.

В музее конструкторского бюро рядом с письмами с северных широт хранится фотография пингвинов с надписью на снимке, которая служит ярким подтверждением неизменной привязанности покорителей полюсов к самолетам Олега Антонова: «Олегу Константиновичу от летчиков-полярников – участников Антарктической экспедиции. В знак глубочайшего уважения и признательности. Спасибо за «Аннушку». С искренним восхищением оценивали АН- 2 иностранцы. «Воздушный бродяга» Эрик Броун, в 60-х годах прошлого столетия потерпевший на Севере аварию на канадском «Бивере» и спасенный русскими пилотами, не скрывал восторга: «Площадка маленькая, с полсотни метров, и я не так уж скверно летал, но я не мог сделать то, что сделали русские на своем биплане. Они сели там, где я разбился, а взлетели на перегруженном самолете там, где вообще нельзя взлететь…АН- 2 – удивительный «эйрплан». Он может сесть даже на крышу сарая, а взлететь с колокольни…».