Мария Гарзийо - Бедный Симон

© Мария Викторовна Гарзийо, 2019

ISBN 978-5-0050-5299-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я не принадлежу к числу тех счастливчиков, что умеют запросто завязать разговор с первым встречным и взрастить из случайной встречи многолетнюю дружбу. Более того мой сдержанный нордический характер неоднократно побуждал меня уткнуться в книгу, дабы избежать диалога с проходящим мимо или толкающимся неподалеку в автобусе бывшим одноклассником или работником соседнего отделения. Я не умею нести добродушную бессмысленную чушь, а отколупывать кусочек настоящей скорлупки для этих чужаков мне жалко. Потому и сейчас, устроившись поудобнее, на сколько это возможно, в твердом пластмассовом кресле аэропорта, я утыкаюсь в свой айфон, игнорируя копошащихся вокруг собратьев. Рейс AirBaltic Париж – Рига задерживается на неопределенное время по неопределенным причинам. Напротив меня две дородные мамаши разворачивают взопревшие бутерброды. Судя по мощному запаху, примитивные кулинарные изделия провели в дороге не одни сутки. «Ешь, Оля!» пихает одна тучная путешественница в бок вялую девицу, примостившуюся рядом. «Ничего в этом нет постыдного» добавляет вторая, заглатывая громадный кусок докторской. Девица смущается и сдержанно отнекивается. Я перевожу взгляд на некрасивого, но ухоженного француза в дорогих ботинках из кожи питона. Его длинный нос, вынырнув из-за бумажного щита журнала Фигаро, морщинится, уловив чужеродный аромат. Мне на мгновение становится стыдно перед европейским щеголем за доморощенность соотечественниц. Думает наверно сейчас: «И зачем возить с собой вспотевшие вонючие сэндвичи, когда можно в любое время купить свежие?» Я мысленно составляю аргументированный ответ на этот вопрос, вплетая в иллюзорную речь особенности культуры и истории. В тот момент, когда я дохожу до слезного параграфа, посвященного продуктам по талонам, справа от меня на сидение обрушивается ворох чьих-то вещей.

«То сними, то надень! То макароны звенят! Что может в макаронах звенеть?» раздается вслед за ними недовольный женский голос. Этот гневный возглас вряд ли может быть обращен ко мне, поэтому я тактично отодвигаюсь, едва заметив краем глаза хозяйку беспардонного вороха, высокую тощую блондинку. Стоит мне вернуться к увлекательнейшему процессу разведения лягушек в электронной игре Pocket Frogs, как блондинка повторяет свой риторический вопрос, на сей раз, обращаясь непосредственно ко мне.

– Что может звенеть в макаронах?

Я поднимаю на нее глаза с отражающимися в зрачках лягушками и отстраненно мотаю головой.

– Сегодня утром в Ладюре купила, – поясняет между тем девушка, ни сколько не смущенная моей дремучей холодностью, – Родителям в подарок. В магазине мне коробку запечатали.

Я киваю. Ну, запечатали, так запечатали. Родителям, так родителям. Я-то тут причем. Надеюсь, она не предложит мне сейчас вскрыть эту коробку, и сожрать разноцветные бисквиты, лишив, таким образом, французского денди последних иллюзий в адрес диких и прожорливых выходцев из бывшего союза.

– А эти даже сапоги снять заставили, – продолжает навязчивая незнакомка, довольствуясь моей неэкспрессивной мимикой, – Ты в Ригу тоже летишь?

– Ага, – перестаю претворяться немой я.

Похоже, что диалога избежать не удастся. Прощайте, лягушки.

– Рейс надолго задерживается? – блондинка вставляет руки в рукава пальто.

– Не знаю, не сказали.

– Меня Аня зовут, а тебя?

– Саша.

– Слушай, Саш, посторожи мои вещи, я сбегаю, кофе куплю.

Ну, вот начинается. Едва успели познакомиться, как эта особа уже превращает меня в заложницу собственных интересов. Я с трудом выжимаю из нарастающего раздражения улыбку. Аня возвращается минут через пятнадцать с картонным стаканчиком в руке.

– Спросила, сколько ждать еще. Никто ничего внятно объяснить не может. У меня создалось впечатление, что эти негры сами толком по-французски не говорят, – заявляет она, так и не поблагодарив за маленькую, но все-таки услугу, – Ты часто в Париж летаешь?

– Второй раз, – неохотно признаюсь я, – По работе.

Я – дипломированный переводчик французского. Потому наверно мне стыдно признаваться, что родоначальника собственной профессии я видела всего два раза, да и те были короткими насыщенными командировками, а не длительным впитыванием нюансов языка и культуры.

– А ты? – спрашиваю я без особого интереса, исключительно чтобы не сойти за бирюка.

– А я живу в Париже. Жила. Теперь все, возвращаюсь обратно. На родину, – последнее слово лишено томного ностальгичного оттенка.

Моя собеседница неожиданно хлюпает носом и отворачивается.

– Ну, ничего, в Риге сейчас тоже нормально. Кризис почти прошел, – замечаю я.

Надо заметить, что я терпеть не могу эмигрантов, которых хлебом не корми, только дай похаять отчизну. Приедут в гости к родичам и кряхтят, сморщившись как от Мохито без сахара: «Тут все говно, вот там в Ирландии (Англии, Америке, Франции…) и огурцы зеленее, и птички громче поют, и молочные реки плещутся о кисельные берега». С другой стороны есть и их антиподы, которые, уехав за рубеж, трепетно хранят память о родине в виде песен Антонова, гречки и селедки, и при каждом удобном случае гундят о том, как их постсоветский желудок не переваривает всякие заморские фуа гра.

– Угу, – всхлипывает Аня, – Прошел.

– Эй, все в порядке? – проявляю я несвойственное мне человеколюбие.

Моя спутница отрицательно мотает головой.

Ну, и что прикажете мне делать? Я же не бюро добрых услуг, чтобы сначала сумку посторожить, потом слезы утереть, а там глядишь и на шею себе посадить. Пусть едет и ножками болтает. Может быть, это развлечет неудавшуюся эмигрантку.

– Извини. Что-то я совсем раскисла, – громко высморкавшись в бумажную салфетку, восклицает Аня, – Столько времени строила, планировала,… а теперь развалилось все, кирпичей не соберешь. В 29 лет жизнь сначала начинать это не просто.

– Может оно и к лучшему? – предлагаю я философский подход к неизвестной мне проблеме.

– Это вряд ли, – хмыкает она.

На некоторое время между нами устанавливается молчание, нарушаемое только шуршанием газетных страниц в руках француза и причмокиванием любительниц домашней закуски. Но это уже не то уютное молчание, в котором я прибывала до появления Ани. Это неприятная напряженная тишина, напоминающая ожидание в кресле дантиста. Вроде надо что-то сказать, а что не понятно. Именно во избежание подобных ситуаций я всегда разворачиваюсь к малознакомым людям спиной и претворяюсь страшно занятой. Но на сей раз деваться некуда.

– Я с французом познакомилась по Интернету, – не сумев перебороть жгучее желание поплакаться, заводит рассказ Аня,