Николай Шмагин - Не все переплывут реку

Вернувшись в комнату, он ласково погладил большие деревянные счеты, висевшие на стене рядом с диваном, как раритет, затем посмотрел на книжную полку и решительно приблизился к ней. – Прочту-ка я что-нибудь серьезное, из классиков, – деловито пробормотал он. Взгляд его упал на собрание сочинений Л. Н. Толстого и споткнулся об него, словно встретив препятствие. – Я уже читал Льва Толстого, – успокоил он было себя, но совесть все же не позволила отступиться от неосуществленного мероприятия и он быстро, словно боясь, выдернул увесистый том «Войны и Мира» из книжного ряда.

– Самое важное, вчитаться, усвоить первую главу, – диктовал он себе необходимое условие, но, прочтя несколько страниц, неожиданно для себя всхрапнул, откинувшись головой назад и, встрепенувшись, оставил свою затею. Взяв пульт, включил телевизор: на телеканале «Культура» за круглым столом дискутировали несколько академиков. Тщетно пытаясь вникнуть в суть спора, он тем не менее внимательно послушал их, от чего мысли его разбежались в разные стороны, и он выключил телевизор. Что же дальше у него по распорядку дня? Вспомнил!

– Через пять минут буду делать комплекс вечерней гимнастики, – с сознанием ответственности проговорил он и откинулся в кресле, размышляя о предстоящем мероприятии по укреплению здоровья. «Этот комплекс должен стать нормой каждого дня, я обязательно укреплю свои мышцы», – уже вяло промелькнуло в голове. – «Да, не забыть бы, надо купить гири», – это последнее обязательство окончательно утомило его, и Павел Иванович позволил себе малость передохнуть в кресле, однако, закрыв глаза, незаметно для самого себя заснул. Пробудился он лишь от стука тетки Матрены, загостившейся у приятельницы.

– Хорошо на улице, – проговорила она, внося с собою в комнату мороз и зябкость, отчего Павел Иванович слегка поежился. – Что, милок, никак ты спал? Говорила же тебе, нечего так рано подыматься с утра.

Павел Иванович всмотрелся сонным взглядом в будильник на журнальном столике. Стрелки показывали 21.00. Он всполошился и привстал в кресле. – Хочется что-нибудь поесть, – первое, что сказал Матрене ее великовозрастный племянник, в животе у него урчало.

– Сейчас приготовлю, – Матрена привычно пошла на кухню. – Жениться тебе надо, Павлуша. Детишками обзавестись. А то вдруг помру, что делать без меня-то будешь?

– Ты что это удумала, тетка Матрена? – испуганно встрепенулся племянник, проходя за ней следом. – Разве можно так рассуждать. Умру. А женитьба дело серьезное. Не созрел я еще для нее, – он отрешенно вздохнул и приготовился к ужину, усевшись за столом.

– Когда созреешь, никто не возьмет уже, – не без основания заметила Матрена, хлопоча у плиты. По кухне разнесся вкуснейший аромат любимого блюда Павла Ивановича.

– А ты у меня на что, тетка Матрена? С тобой, как у Христа за пазухой. Никакой жены не надо. Так что живи на радость племяннику. – Павел Иванович был весел и жизнерадостен. Он с аппетитом поедал любимую яичницу с колбасой, которую с таким мастерством сготовила ему тетка Матрена. – А жена что, бог с ней, с женой, – успокоенно вздохнул он и улыбнулся. – Авось женюсь когда-нибудь, куда спешить. Так ведь, тетечка Матрешечка моя?

– Ох, господи, были бы живы твои родители, наверное, тогда бы ты не был таким увальнем. Ведь мальчонкой-то такой шустрый был, прям бесенок. И куды все подевалось? Хотя, кто его знает, был бы, не был бы, – после некоторого раздумья промолвила она, жалостливо глядя на жирную спину удаляющегося к телевизору племянника. – На все воля божья, – и она усердно принялась мыть посуду, накопившуюся после ужина.

По телевизору шла очередная серия из цикла о ментах: оперативники ловили преступника. Тот ловко перемахнул через забор и исчез в проходном дворе дома.

– Завтра надо во что бы то ни стало прочитать что-нибудь о следственных делах, о криминалистике, – озабоченным голосом изрек Павел Иванович и, выключив телевизор, направился к дивану. Почему-то вспомнилось, что многие ребята, с которыми он учился в школе, уехали кто в Чебоксары, кто в Москву, а он что же, хуже их, получается? С другой стороны, ему и здесь неплохо. Работа есть, зарплату получает. Квартира у тетки хорошая, теплая. Хозяйка она экономная, на жизнь им хватает. Вот и ладно. Проживем как-нибудь. Если все разъедутся, что же будет тогда?..

Он долго не мог заснуть, так как сердце стучало слишком тяжко и ныло к тому же. Он боялся, что умрет нынешней ночью, и лишь тихо шептал:

– Лишь бы дожить до завтра, лишь бы дожить…

Будильник, который он завел на шесть часов утра, чтобы рано подняться и начать новую жизнь, стучал так сильно, что отгонял нахлынувшие, было, дремы.

Моментами ему представлялась прекрасная будущность: он стройный и сильный, ловкими ударами сбивает с ног оскорблявших беззащитную девушку хулиганов, и та, улыбаясь ему благодарно сквозь слезы, берет его под руку, и они торжественно направляются ко Дворцу бракосочетания.

Вот он, в непринужденной позе, говорит сногсшибательные фразы своим насмешникам, правда, такие фразы он еще не придумал, но с завтрашнего дня начнет. Например: «Эй, вы, бросьте хулиганить!» или вот еще лучше: «Немедленно прекратить безобразие, как вам не стыдно!» Ну, в общем, что-то в этом роде, и тогда все его станут называть не Павлушей, а Павлом Ивановичем.

Наконец, устав ворочаться, Павел Иванович встал, нервно взял будильник и, нажав на кнопку, спрятал его в шкаф, чтобы он не тикал. «Для сна остается слишком мало времени», – размышлял он про себя. – «А спать так мало очень вредно. Пусть лучше разбудит Матрена, посплю лишних пару часиков», – он заботливо поджал губы и вздохнул. – «Что ж, а заниматься начну послезавтра. Лишь бы завтра пораньше лечь спать».

И, умиротворенный, он вновь прилег на диван, накрывшись одеялом.

Ночные сумерки окутали комнату. Что ему снилось ночью, неизвестно. Может быть, он ловил преступника, убегавшего через забор от ментов, может, ловко жонглировал двухпудовой гирей и от того чрезмерно утомился, только слышно было, как он часто стонал во сне. Видимо, и там ему было нелегко стать спортсменом и настоящим, уверенным в себе, самостоятельным человеком, которого все уважают.

…………………………….

Москва, 2012 г.

Она старалась успокоиться и никак не могла, слезы как волны наплывали и наплывали откуда-то из самых сокровенных глубин ее взбудораженной и потрясенной души. Они заливали ее красивое юное лицо, застилали взор широко распахнутых страдающих глаз.

Слезы мешали ей, и она смахивала их с лица вместе с непослушными завитками волос, сосредоточенно вглядываясь сквозь оконное стекло на улицу, на тускло мерцающий у дороги фонарь, на летящий из черноты ночного неба первый снег, и плакала.