Галина Вольская - «Прекрасные» девяностые. Сборник рассказов, повестей, очерков

А я натерла ногу, начинаю прихрамывать.

– Вечно ты ноги натираешь!

Живем в общежитии недалеко от учебного центра, где проходят занятия. Кабинка для междугородних переговоров в холле на первом этаже. Спускаюсь, чтобы позвонить домой, кабинка занята. Сажусь, жду. Слышу голос Лени:

– Танечка! Здравствуй, маленькая!

Столько в голосе теплоты и нежности! Мне неудобно становится, вроде бы как подслушиваю. Ухожу, лучше попозже позвоню.

Домой в Вольск возвращаемся вместе. Часть вещей отправлена посылками, но все равно много набирается. Как это все нести? Заходит Леня:

– Давай помогу.

– Но у тебя же своих вещей много.

– А я их уже отвез в камеру хранения, предвидел, что такая ситуация возникнет.

Вскоре узнаем, что Косянчуки взяли на усыновление ребенка, новорожденного, прямо из роддома. Леня в восторге. Иногда приходит на работу уставший, с красными глазами, не спал ночью.

– А что же Таня?

– Я ее к матери отпустил отдохнуть.

Перестройка набирает обороты. Зарплату служащим не повышают, а цены растут бешеными темпами. Наташа собирается увольняться, я тоже. Леня пытается нам помочь, поднимает кучу документов, разыскивает нормативы на работу программистов. По этим нормативам у нас с Наташей идет превышение в 10 – 11 раз, у Тани в 5 – 6. Мы пишем всё. За готовую программу нужно платить деньги, немаленькие, да еще потом оплачивать каждое обновление, дожидаться, когда его пришлют. А программисты все равно ставку получают, пусть работают. Вот и изобретаем каждая свой велосипед. Леня хочет добиться, чтобы нам платили за полторы ставки, но для этого надо оформить и подписать ряд документов и таблиц. А у него – то командировка, то срочная работа, то где-то затерлись данные, все затягивается.

Наташа увольняется в течение двух дней. Я дожидаюсь возвращения с курсов Тани, пишу подробную инструкцию по каждой своей программе, только после этого увольняюсь тоже.

Наташины программы начинают сбоить, перестают работать, мои работают. Как говорил один из наших заказчиков: «Галя пишет от и до, а Наташа сейчас-сейчас». Сдает вроде бы законченную программу.

– Наташа, а это?

– Сейчас, сейчас.

– Наташа, а здесь?

– Сейчас, сейчас.

Леня говорит: «Ты вернешься, примем без разговоров, Наташка пусть лучше не приходит». А у меня нелады с непосредственным начальником вычислительного центра Ефремовым. Он груб, невыдержан, с людьми разговаривать не умеет. Допускает явные ошибки в программе, но доказать ему его неправоту совершенно невозможно. Почти соглашаюсь вернуться, но начальник отдела уже принимает на мое место другую женщину. Она не программист, но сестра жены начальника.

Офицерам тоже задерживают выплату зарплаты, вынуждены крутиться, кто как может. Леня с Володей и Николаем подрабатывают на «Большевике» – самый большой и лучше других оборудованный наш цементный завод. Леня жалуется между делом начальнику вычислительного центра:

– Гады – кооператоры! Сманили у меня лучшего программиста, еще и не платят, как следует!

– А мне как раз программист нужен.

Леня звонит мне.

– Позвони на «Большевик» вот по этому номеру, спроси Мазаревича.

Звоню, спрашиваю. На том конце недоумение. Выясняется, что фамилия начальника вычислительного центра Маразовский, зовут Валерий Израилевич.

– Ленька! Что ты мне сказал? Мазаревич – это же неприлично!

– А Израилевич по-твоему прилично?

Уйти на «Большевик» мне не удается, потому что увольняется Ефремов, а я не могу оставить незавершенные программы. Но я работаю прикладным программистом, операционной системой и «железом» занимались обычно другие, Леня в том числе. Обращаюсь к ним за помощью, они не отказывают, Богданов оплачивает, деваться некуда.

Приходят они мне помогать, я спрашиваю:

– Леня, как растет сын?

– Уже совсем большой! Ты не представляешь, что он вытворяет!

Вскакивает коленями на стул, чтобы показать, что вытворяет его сын. Проходящие мимо женщины удивленно посматривают в приоткрытую дверь.

Что-то мне нужно подправить в системе в очередной раз. Обращаюсь к Лене, а он все никак не выберется: работа, командировки, после работы занят строительством гаража. Меня как будто кто-то подталкивает: «Быстрее, торопись». Удивляюсь сама себе: «Что это? Не так это срочно, освободится, придет, он же никуда не уезжает, я тоже».

Возвращаюсь на работу с обеденного перерыва, мимо проезжает машина, Леня за рулем. Ко мне заезжал и не застал? Бегу за ним, кричу: «Леня! Леня!» Он не слышит, конечно, едет дальше. Останавливаюсь в недоумении: «Да что со мной? В другой раз придет!»

Звонит одна из моих бывших сотрудниц в воинской части:

– Косянчук разбился.

– Кто? Лавренчук?

– Нет, Косянчук.

– Что с ним? Он жив?

– Нет, сразу насмерть.

Реву безудержно, уже не пытаюсь справиться с собой.

Они с женой возвращались с дачи. Ехали на небольшой скорости на подъеме. Встречный грузовик не справился с управлением, вылетел на их сторону, смял машину в лепешку.

Провожала вся часть, пришли из музыкального училища, где работала Таня. Мать не смогла приехать, слегла. Сестра плакала так, что ей стало плохо, скорую помощь вызывали. Сплошной непрекращающийся ливень, море зонтов, два закрытых гроба. Ну почему самые лучшие, светлые уходят раньше других?

Мальчика, второй раз оставшегося сиротой, вырастила мать Тани. Наши офицеры помогали, чем могли. Кто-то пытался претендовать на квартиру Лени, отстояли.

Ясную улыбку Лени вижу на памятнике, когда иду мимо к отцу. Две фотографии рядом и одна дата смерти. Не оставил свою Танечку, взял с собой. Как им там, на небесах?

Это было начало перестройки, 1991 год. Эйфория от перемен уже стала проходить. Впервые показали по телевизору партийные дебаты, мы увидели и услышали тех, кто много лет правил нами. У них был оптимизм, у нас не очень. Опустели прилавки, у нас в воинской части стало все по талонам, вплоть до макарон, сигарет и бюстгальтеров. К тому же военнослужащим оклады повышали, служащим нет. Солдатки в штабе получали больше, чем инженеры-программисты. А у меня двое детей. Старший оканчивает школу, младший в детском садике. И тут мне предлагают работу с окладом в два раза больше, чем у меня сейчас. Уходить было страшно, я уже четырнадцать лет работала на этом месте, впереди полная неизвестность. Бросалась, как в омут, вниз головой.

Организация называлась «Промышленной ассоциацией». Начальник Богданов, он именовался генеральным директором. В его распоряжении каким-то образом оказалось здание машинно-счетной станции, где выполнялся ряд городских заказов на табуляторах. Это что-то похожее на электронно-вычислительные машины, но гораздо примитивнее. Программы для них составляются с помощью множества проводков, данные вводятся с перфокарт. Еще под началом Богданова было рыбоводческое хозяйство, стеклодувная мастерская и что-то еще. Он нанимает даже повара, чтобы кормить работников. Для повара готовят рабочее место, разбивая кувалдами перегородку между двумя комнатами.