Алмаз Браев - Зереф. Порядок – война

Подобное характерно для любой традиции без исключения в том числе и для «продвинутых» европейцев. Но они научились это скрывать. Они переросли традицию. Деньги заменили у представителей рыночной цивилизации авторитет человека.

Кровнородственные отношения остывают и рвутся по частям из-за движения, а ещё точнее – по причине технического совершенства. Влияние прогресса на традиционные отношения связано с очередным изобретением орудия труда, улучшением техники, усложнением хозяйства. С движением и социальным разрывом происходит и разрыв по крови. А если рвётся такая связь, то пропадает и ограничивающее право. Нет патриархальной семьи – нет иерархии. Нет больше этой силы притяжения крови. Вместе с ослабление иерархии и дисциплины падает и запретительная сила табу. В соседской общине родственников уже нет, врождённая иерархия отсутствует, появляются предпосылки для нового отношения, общения, так сказать, на демократической основе. Новые отношения выстраиваются не по праву рождения, хотя молодость всегда остаётся недостатком, синонимом неопытности, а значит, и слабости, – через века, через конкретные заслуги, показателем которых является социальная значимость поступков, а в дальнейшем и их стоимость, возрастает значение персонального подвига. Чтобы получить авторитет и лидерство, одного родства и знатности становится мало. А заслуга может явиться через какие-то общие проблемы, бедствия, болезни, войны и т. д. Эти новые возможности социальной награды дают начало для нового предвидения и нового же профессионализма. У кого какие проявляются способности. Для простого народа бедствие всегда было началом объединения, сращиванием в новый коллектив родственников, для гражданского или протогражданского – единомышленников – с целью разрешения общей беды, следовательно, верности этнической, корпоративной и, в конце концов, государственной идее.

От крови к идее.

Происходит простая мобилизация сил путём их сложения. С самого начала сплочённость, верность лидеру, общине, народу происходит именно из понимания общей задачи – идеи. Эта общность естественная, органическая, а не искусственная и наносная. Отсюда же происходят герои, лучшие сыны и дочери отчизны, патриоты и просто даже граждане своего государства. Кроме того, кучная жизнь на ограниченном участке способствует быстроте реакции или прогнозу – будет или не будет столкновение. По-другому – быть или не быть войне с соседями. И есть ли время для подготовки и отражения внешней агрессии?

С развитием товарообмена или же денежных отношений потребность выгоды такую внешнеполитическую аналитику дополнила бы бытовой рефлексией. Её придумали сначала торгаши, с той, с внешней стороны, чтобы не попасть в зависимость, иными словами, не обсчитаться и не лишиться просчётом собственной свободы. Обыватели всегда любили свободу, но ещё больше – выгоду. Эти рядовые граждане или (уже) мещане изобрели свой расчёт, по-другому «рассудок», и таким образом расширили пределы своей защиты. Это и есть торгашеская рефлексия (рефажная в будущем. – Ревкон.). Регламентация гражданских отношений привела к обоюдному согласию. Подчинением закону был положен предел произволу внешнего (силовой вариант) воина-агрессора и внутреннего, сажающего на процент торгаша. Закон стал табу цивилизованного мира.

Да, автократ и диктатор, а также его люди поддерживают уровень послушания, как если бы они были жрецами первобытными. Им необходимо это послушание в первую очередь для власти. То есть эта власть будет стремиться к абсолютному послушанию и приучает к порядку.

Род – архаическая организация общества до появления частной собственности.

Природа непостоянна. Война была неизбежна. Воины обязательны. Если бы кровожадные родственники дожили до современных дней, то нынешнее общество ждало бы взаимное истребление. Трудно представить, но те же оставшиеся народы, доставшиеся в наследство из прошлого, повели бы настоящую войну по своим законам. Они захлестнули бы своими понятиями «кровь за кровь» весь мир. Хотя та же мафия – это и есть клан вне официального закона. Преступные группы скрепляют свое братство, как и двадцать тысяч лет назад воины первобытной зари – кровью. И ничто не может им, кажется, противостоять. Кроме самого времени. Главное препятствие, например для уголовных понятий, – есть атмосфера цивилизации, культ культуры, то есть самого прогресса. Если бы современные «отцы» могли навербовать себе подобных «родственников» хотя бы в один миллион, они могли бы многое, очень многое. Но они ничего не могут. Почему? Потому что отстают в культуре. Поэтому культ преступного мира – силы, страха и жестокости – не выходит дальше окраинных улиц мегаполисов и тюрем. Это атмосфера родового строя, вернее изнанка, более подходящая традиционным людям, их культуре. Есть, конечно, ещё отцы с условным родовым «я», которые верховодят вполне естественно и подчиняют тоже массово традиционные народы. Но сама культурная обстановка или воздух цивилизации позволяет им паразитировать только на традиции, на её инерции. Им подчиняются консервативные люди. Современные зерефы могут быть даже модно одеты. Но не произойдёт ничего необычного, если этих самых модно одетых переодеть в одежды их предков. Одежды предков даже им больше подойдут. А почему?

В консерватизме лежит явный признак патернальности.

Сегодня иерархию крови любая консервативная верхушка легко меняет на иерархию должностей. Для традиционного общества это нормально, но с точки зрения гражданского мышления эти люди кажутся отсталыми. Надо ли мешать? Ведь они опираются на традиционную культуру, на культуру народа, на потребности большинства людей. Для рефагов эти люди кажутся отрядом военных, переодетых в гражданскую униформу. Нет никакой демократии, никто не может заменить феодальную элиту, хотя эта система, этот переодетый отряд рекрутирует в свои ряды даже самых бедных. Традиционная элита требует безоговорочного признания своего авторитета. Кто признаёт эти правила, а такого признание она всё равно добьётся любыми способами, тот и получает вознаграждение – власть, должность, работу. Нельзя сказать, что дисциплину как условие признают только части бедных или необразованных слоёв. Хотя с самыми низами феодальной элите легче иметь дело. Они прекрасно знают, что получат взамен своей покладистости. Цивилизация, или так называемая гражданская мораль, ставит им как бы противоестественную преграду на пути. Культура и образование, таким образом, феодальном миру мешают, хотя на законы все воспитанные на традиции люди не обращают никакого внимания. Отсюда у зерефов совершенно явный правовой нигилизм. Всё решается неформально. Все знают, кто есть власть, а кто есть ты. Кто ты вообще такой? Это самый первый вопрос среди зерефов, когда они друг на друга смотрят. Не только разные мафии и все группы на основе родового принципа так себя ведут. Все зерефы законов не любят. Им по сердцу другой закон. Но это не смущает «родственников». Все законы для формы. Это и есть конвергенция традиционного мира и мира обычая. Одни пишут законы, другие делают вид, что они есть. Все законы мира – для законопослушного обывателя. Для родственников главное не закон или какие-то жёсткие и кружевные нормы, а мораль. Законопослушность сама по себе символизирует беззащитность. Законопослушный есть жертва. Они собирают свою жатву осторожно, озираясь по сторонам. Союзы на основе кровнородственных связей могут терроризировать целые континенты. Но и тут родственные союзы, собранные по этническому признаку, используются международными преступными синдикатами. В отдельном же государстве, поддержанным мировым сообществом, как бы случайно водружается автократия. Как так? Откуда? Кто мог знать?