Андрей Ярославович - Эрика знает, о чем ты думаешь, Фидель. Пантомима слова. Десять рассказов

– Вы все правильно сказали. Спать в этом городе могут только младенцы, пока они младенцы и не знают, что здесь произошло. Вы этого тоже не знали, вот и проспали спокойно ночь в своих снах, – не меняя беззаботной интонации, ответил Николай и вытащил из кармана пиджака кусок какой-то веревки, за ней мятую сигаретную коробку и коробок спичек. Мы отказались от предложенных сигарет. Николай медленно прикурил одну сигарету, дешевую, без фильтра.

Кевин едва дождался момента, чтобы перевести следующие, несколько провокационные слова Стива:

– И вы, мистер, тоже не знаете, что здесь произошло в городе, раз уж живете в нем.

– Я? Нет. Я – знаю.

– Интересно послушать, если это не государственная тайна, конечно.

– Слушайте, ради бога. И нет здесь государственной тайны, потому что здесь нет государства, оно ушло вместе с людьми.

«Неплохое начало», – подумал я.

А незнакомец продолжил:

– Когда-то, не помню, сколько лет назад, недалеко отсюда, – Николай повернулся в сторону и показал рукой в направлении многоэтажных домов, – автомобиль раздавил двух небольших собак. Мать со щенком. Их окровавленные тела с вывернутыми наружу внутренностями целую неделю лежали посреди дороги. Целую неделю они в муках умирали, скулилы, стонали и плакали, плакали и стонали, как люди. Настоящие. Окровавленных слез было столько, что они текли улицей так, что ее невозможно было перейти. Люди равнодушно обходили, объезжали это место целую неделю, пока собаки не стихли. Их потом отодвинули лопатой на обочину. Хорошо спалось людям ту неделю, они закрывали окна, включали громче свои телевизоры и магнитолы. Со всего неба над городом слетелись все ангелы и скорбно махали крыльями, а город спал и веселился, веселился и спал рядом с медленной мучительной смертью самого верного друга человека.

– Невероятно! – вскрикнул Хорхе, задрав голову в небо.

– Может быть и невероятно, – согласился незнакомец и, не торопясь, покуривая, продолжил. – Умолкли под конец недели бедолаги. Но буквально на следующую ночь замученные собаки вдруг вновь заскулили, застонали и заплакали от нестерпимой боли уже во снах всех жителей города. Муки несчастных собак вернулись в сны бездушных людей. Стоны, скуление и плач будили горожан, как только сон касался их век и подушек. Всем снился один и тот же сон, один на всех: люди во сне стояли и смотрели, как умирали собаки. Это не явь, где можно закрыть глаза, уши и сердце. Во сне не спасали закрытые окна, телевизоры и магнитолы, музыка и алкоголь.

Перестал спать весь город.

Обессилив от бессонницы, люди буквально падали на ходу – дома, на улицах, на работе. Невыносимое скуление замученных собак не давало им спать, отнимало сон. Сорок человек скончались. Приезжала комиссия Министерства здравоохранения и захоронения, но уже на следующий день надменные столичные чиновники, поджав хвосты, в ужасе бежали из города. Спали только маленькие дети, но и они теряли сон, как только кто-то им рассказывал о бессоннице взрослых.

Целый год мучился город, а затем все его жители, молча, не сговариваясь, в один день снялись и ушли со всеми пожитками, которые можно было унести и увезти с собой, кто куда.

– А как быть с бродягами, которых войска согнали со всего западного региона? В чем они виноваты? Почему не прижились? – пришел черед моего вопроса.

– Они – невиновны, это – правда. Но есть, как есть, не я это придумал. В этом городе живет лишь один сон. Сон о том, как мучились и умирали собаки. Другие сны обходят эти места стороной.

Мы все закурили. Даже – Хорхе, который бросил курить год назад, о чем не забывал хвастаться при каждой встрече со мной. Ниоткуда-то взялась бутылка виски и пошла по рукам. Отпил глоток и Николай. Затем наш гость (вернее, хозяин, мы – гости):

– Спасибо за угощения, – поблагодарил житель закрытого города, поднялся со скамейки, тихонько попрощался и ушел.

– А почему к тебе не приходит этот страшный сон, Николай? – крикнул ему вслед Хорхе.

– Я никогда не сплю.

– Не спишь? – удивление исказило улыбку Хорхе.

– И вы не спите. Теперь вы знаете о том, что произошло, в этом городе. Здесь к вам будет приходить этот чужой сон, – не оборачиваясь, ответил Николай.

– Но бродяги же ничего не знали о муках собак, почему они не могли спокойно спать? – не унимался Хорхе.

– Я рассказал одному из них. И узнали все, – сказал Николай и растворился в зелени. – Как вы. Сегодня.

– Послушай, Николай? – не унимался Хорхе.

– Боль здесь живет большая, нестерпимая, – то были последние слова незнакомца.

* * *

Камера Генри работала. Теперь уже я попросил виски, и все согласились с тем, что следует повторить ритуал.

– Трудно поверить, но и грех не проверить на себе только что услышанное, – Кевин перевел для нас с Хорхе реплику Томаса. – Если мы уже здесь и проделали такой путь сюда.

– Лучше не искушать судьбу, – попытался роптать Хорхе.

– Debes ergo potes. … Двойная оплата, мистер Хорхе, вам и вашему помощнику, – пресек бунт на корабле Стив при помощи устойчивого латинского выражения, означавшего: ты обязан, значит – можешь.

– Ну, разве… ну… вы так просите… останемся. Конечно, если это нужно для науки… только ради науки, – сказал, наконец, Хорхе, заикаясь и прикрывая наукой свои невинные корыстные мотивы. – Ну. Конечно. Ну. Наука – это святое. Я вот забыл спросить Николая, где он здесь достает сигареты? Магазины-то не работают.

Я бы остался в не слишком святом городе и без всякой платы.

– У него бездонная пачка, – не знаю, было ли сказанное мной шуткой.

– Как бездонная?

– Не знаю, Хорхе.

Кевин не смог перевести наш короткий диалог с Хорхе.

Остаток дня мы кое-как провели в гостинице. Никуда не выходили, не было смысла, эксперимент состоял лишь во сне. Сытно поужинали. Молча, допили виски, молча, улеглись в спальные мешки. Заснули быстро. Ночь больно придавила город к земле.

Я не стал ждать, пока жалобное скуление и стоны двух небольших черных собачек, раздавленных автомобилем на дороге, целиком заполнят пространство моего сна. Я стоял рядом на тротуаре в первой шеренге многотысячной толпы и видел все, как и рассказывал Николай. С первыми же услышанными звуками боли я невероятными усилиями воли разорвал стальные нити сна, которыми ночь зашила мои веки. И проснулся. Рядом со стеклянными, испуганными глазами уже стояли Хорхе, Стив и Генри. Закричал и проснулся Томас. Если бы не Стив, который догадался открыть окно, его бы выбило биением наших сердец, настолько сильно они стучались в наших грудях. С потными лицами мы тяжело дышали, как будто только что отмучили марафонскую дистанцию.

* * *

Первые лучи солнца оранжевыми нитками хаотично прошивали зелень окружающих деревьев.