Надежда Максимова - На вас вся надежда. Код Андрея Рублева–2

– Если бы вы знали, – вещал чин, – сколько очень приличных людей вот здесь, в этих стенах, с ужасом узнавали, что их милые и интеллигентные дети приобщились к употреблению наркотиков.

– Но…

– Все верно, – не дал перебить себя чин, – на ваших мальчиках следов употребления нет. Пока нет, – поднял он указательный палец. – Вены чистые, в крови никакой дряни не обнаружено… Но можете ли вы объяснить: что, собственно, они делали в той квартире? В квартире, где мы уже неделю караулим наркокурьера? И куда ни один нормальный человек добровольно не полезет?

– А сами они…

– Сами они бормочут что-то невразумительное, – вздохнул чин и, оттолкнувшись обеими ладонями от гладкой поверхности стола, поднялся. – Точнее, бормочет только ваш Иван. А второй – Али, если не ошибаюсь, – вообще хранит гордое молчание.

И это при том, что один из них родом из портового Мурманска. А второй – из Узбекистана, через который к нам, в столицу идет нешуточный наркотрафик.

Вы понимаете, чем это пахнет?

– Пока я понимаю только то, – я побоялся, что он снова не даст мне высказаться и чуть усилил голос, – что у вас нет никаких оснований считать, будто мальчики совершили что-либо противоправное. А значит их задержание незаконно. К тому же, Ивану еще только 14 лет, и возраста уголовной ответственности он не достиг.

Что же касается Али, то, как гражданин иностранного государства, он безусловно…

– Не надо, не надо, – милицейский чин энергично замахал на меня обеими ладошками. – Поверьте, уголовный кодекс я знаю. Причем не хуже вас. Речь не о том.

– Тогда о чем же?

– Вы смотрели когда-нибудь фильм «Чужой»?

Я удивился:

– Мы будем обсуждать мои пристрастия в кинематографе?

– Ни боже мой! – категорически отверг подполковник. – Просто есть в этом фильме страшненькая такая мысль: вот ты знаешь человека с детства, общаешься с ним, как с милым, интеллигентным и во всех отношениях приятным товарищем… А внутри у него уже сидит «чужой». Который пожирает его изнутри до тех пор, пока не останется одна пустая оболочка.

Поверьте, наркотик – это тот же «чужой». И что он делает с людьми – не дай вам бог никогда узнать.

Я не о наказании ваших мальчиков говорю, тем более, что формальных оснований для наказания пока действительно нет. Я к вам взываю: обратите на них внимание. Сейчас, пока прозвенел только первый звоночек.

Да, наркотиков в крови не обнаружено. Но что-то же потянуло их в эту чертову квартиру, в этот притон!

Массу случаев знаю, когда ребята пробуют дурь из чистого любопытства. Или из стремления все сделать наоборот, назло старшим… И подсаживаются с первого раза. Попробовал – все! «Чужой» уже внутри и будет жрать изнутри пока от прежнего человека не останется одна внешность. Да и то порченная.

– Вы меня пугаете.

– Именно! Потому что лучше испугаться заранее, пока еще есть время что-то исправить. Излечившихся от наркомании… Нет, я слышал, что есть какие-то положительные результаты, и даже определенная статистика, внушающая надежды… Но я лично не знаю ни одного случая. Запомните: ни одного!

А теперь идите в дежурную часть, забирайте своих мальчиков, и, я искренне надеюсь, что нам никогда больше не придется встретиться по такому прискорбному поводу. Идите.

* * *

Всю дорогу домой я молчал. Мальчишки плелись следом, хотя, судя по их физиономиям, виноватыми они себя не считали. Иван несколько раз пытался забежать вперед и что-то такое мне объяснить, но я пока к разговорам был не готов и упорно отворачивался.

Лишь дома, когда все мы, как на официальных переговорах, уселись в большой комнате за столом, я позволил, наконец, Ивану встретиться со мной глазами.

– Итак, узники совести, чувствую, что вы многое хотите мне сказать.

– Да! – немедленно и с жаром откликнулся родственник.

– Увы, я ничего не хочу слушать. Да-да, исходя из принципов гуманизма и презумпции невиновности, охотно предполагаю, что у вас были веские основания для попадания в «обезьянник». Но, следуя тем же, вышеназванным принципам, считаю, что должен немедленно принять какие-то меры. Конкретно – занять вас до упора серьезным делом. Излишек свободного времени, как любил говорить мой учитель Михаил Федорович, ведет к экспоненциальному нарастанию дурости.

– При чем тут экспонента-то, – обиделся Иван.

– При том, что отныне вы будете пахать, как папы Карло.

– Учить англо-русский словарь от сих до сих?

– Нет, потому как я не Доцент, а вы – не «Джентльмены удачи». Но, помнится, кое-кому из присутствующих еще две недели назад было дано задание по теме «Пираты Карибского моря». Я не ошибаюсь?

– Но ты же сам…

– То было в другой жизни. Когда вы еще не бродили по притонам и вас не забирали в милицию. А теперь жесткий спрос и контроль.

– Давайте я возьму тему пиратов, – подал голос доселе молчавший Али.

– Хорошо. А чем желает заняться второй исследователь злачной жизни?

– Я бы написал про Кулибина, – буркнул Ванька, демонстрируя явное несогласие с жестким стилем руководства.

– Почему про Кулибина?

– А мне не нравится, когда все с придыханием восклицают: вот, дескать, был великий гений Леонардо да Винчи, который изобрел парашют, танк, вертолет, велосипед, подводную лодку, и еще сто разных вещей… И никто не обращает внимания, что на практике у Леонардо ничего не работало, просто рисунки были симпатичные. Другое дело – Иван Кулибин. У моего тезки все изобретения действовали, причем не в модели, а в натуральную величину. Так что несправедливо, что о нем почти никто не знает.

– У твоего тезки? – с долей иронии переспросил я. Впрочем, повода для отказа не было, так что я кивнул: – Окей. Пусть будет Кулибин. Но работу сдать строго через неделю, потому что никаких отсрочек и отговорок я не приму. Будете привыкать к дисциплине.

Характеризуя Ивана Петровича Кулибина, энциклопедия Кирилла и Мефодия (КМ) сдержанно сообщает:

«Российский механик-самоучка (1735—1818). Изобрел много различных механизмов. Усовершенствовал шлифовку стекол для оптических приборов. Разработал проект и построил модель одноарочного моста через р. Нева с пролетом 298 м. Создал „зеркальный фонарь“ (прототип прожектора), семафорный телеграф и много др».

При чтении этого абзаца у неподготовленного человека возникает ощущение, что Кулибин был-таки довольно приличным изобретателем (вон, за ним числится и фонарь, и семафор и даже «много др.»). Но с другой стороны всего-навсего механик (типа слесаря) да еще и самоучка.

С высокоученым европейцем эпохи Возрождения рядом не поставишь.

Поэтому, нарушая традиции написания рефератов и научных статей, посвященных каким-либо персоналиям, начну не с биографических данных, а с загадки.