Николай Свительский - Чернобыль – полынь горькая

Ядвига обняла мать.

– Мамо, перестаньте! Они были прокляты, когда расстреляли своего царя Божьего помазанника и всю его семью! Они загубили миллионы своих сограждан! Неужели Вы думаете, мамо, что для них что-то значит человеческая жизнь!

Ядвига произнесла эти слова громко, стоя напротив уполномоченного, гордо вскинув голову, глядя ему прямо в глаза.

От неожиданности уполномоченный отступил на два шага и потянулся к кабуре за наганом.

– Я вас не боюсь! Можете меня расстрелять прямо здесь, не обязательно куда-то увозить, – сказала Ядвига.

Вбежала тётя Кристина. Она передала дедушке лист бумаги. Ей стало плохо. Она опустилась на пол и громко зарыдала. Дедушка подошёл к уполномоченному, протянул ему листок:

– Вот, возьмите. Это грамота от советской власти, мы не враги вам.

Уполномоченный пренебрежительно двумя пальцами взял листок, равнодушно прочитал его и проговорил:

– Ну что ж, Станислав Стаховский, не зря люди говорят, что вы делаете колёса для телег без единого гвоздя. Советская власть благодарит вас за это. Вы должны оправдать её доверие и делать как можно больше колёс. Они сейчас очень нужны нашим колхозам.

Уполномоченный вынул портсигар из кармана галифе. Достал папиросу и подойдя вплотную к отцу ехидно произнёс:

– А когда в колёсах необходимость отпадёт, твой отец присоединится к тебе, если конечно ты его дождёшься.

Тоном приказа скомандовал:

– А сейчас во двор к машине!

Возле машины наготове стояли солдаты.

– Чего рты разинули! Быстро загружайте!

На улице уже собрались соседи. Женщины плакали прижимая к себе детей…

– Вот и наступила жестокая тишина, – тихо произнёс дедушка, когда мы все вернулись в дом после того, как крытая машина скрылась в конце дороги, ведущей в сторону Черно́быля.

– Будь они прокляты! Пусть покарает их небесная сила!

Тётя Кристина кричала так громко, что стоявшие на улице возле своих домов люди повторяли её слова:

Будут прокляты!

Будут прокляты!

Будут прокляты!

– Так и будет, – тихо сказал дедушка…

Всю жизнь я храню в своей памяти мельчайшие подробности того дня, хотя глаза мои застилали слёзы и я видел всё происходящее словно в тумане, наполненном страхом и отчаянием.

Пройдёт время и моя сестра Ядвига дополнит мою память своим рассказом о том, как она осталась жива и что стало с нашими отцом и матерью.

Мы все: дедушка, Кристина и я сидим в погребе, тесно прижавшись друг к другу. Я у тёти Кристины на руках, слышу, как стучит её сердце. Сверху на головы нам сыпется песок, слышны взрывы.

Наверху война…

Когда над селом пролетают самолёты, в большой комнате трясётся большой шкаф, в буфете звенят тарелки. И всё же по улице ходят люди, в небе светит солнце, летают птицы. Во дворах коровы, гуси, куры.

Жизнь идёт своим чередом.

Проходили дни, недели, месяцы. Красная армия отступала. Солдаты шли по улице, измождённые, хмурые.

За солдатами на машинах ехали военные в синих фуражках и синих галифе. Они спешно выскакивали из машин, заглядывали во все дворы. Забирали мешки с мукой, картошку, капусту.

– Берем для нужд Красной армии, – сурово сказал военный в синей фуражке с портупеей через плечо вышедшим из дома дедушке и Кристине, – приказал:

– Открывайте сарай!

Солдаты выводили лошадь к стоящей во дворе телеге.

– Вы отходите, немцы придут! Кто же нас защищать будет!

И как же мы без лошади? – пыталась уговорить военного Кристина.

– Немцы вас не тронут, а мы скоро вернёмся, – с явной угрозой закричал:

– Вам понятно, гражданка? Идите в дом и не высовывайтесь, пока мы не закончим.

Закончили они быстро. Забрали из сарая всё что увидели. Свинью и поросят забили прямо в сарае. Уложив всё на телегу, уехали оставив дворы сельчан опустошёнными. Как оказалось на целых три года…

– Это же энкеведэ, от них ничего не спрячешь!

– Скорее, пулю в лоб получишь! – возмущённо переговаривались люди.

– Когда немцы придут, забирать уже будет нечего, – вздыхали женщины.

В небе больше не гудят самолёты, а если и гудят, то где – то совсем в стороне и очень высоко в небе.

– На Киев летят, – уверенно замечает дедушка.

Мы больше не прячемся в погребе. О войне напоминают растянувшиеся по распаханной земле гусеницы «разутого» немецкого танка, зловеще поблескивающие даже в пасмурную погоду. Сам танк с чёрно-белыми крестами на башне серой громадой застыл за огородом, уткнувшись дулом в землю.

– Как жить теперь, что с нами всеми будет? Немец править будет, или советы вернутся?

– Хотите, чтоб советы вернулись? Вспомните, сколько поляков они отправили в Сибирь! Живыми никто не вернулся!

– Один вернулся – Сильвестр Жаховский! Прожил всего месяц и умер от чахотки!

– А голодовку забыли! Сколько людей умерло в тот год!

– А как Казимира Стаховского, Ганну и Ядвигу забирали! Запихивали прикладами в свою душегубку и увезли в Черно́быль!

– Боже! Спаси их души!

Такие разговоры вели между собой люди на селе.

Советская власть была где-то далеко, но никто не жалел о ней. Советская власть для всех была символом горя, страданий, бедности, голода, страха и смерти…

Немцы в селе появились неожиданно. Почему-то было совсем не страшно.

Первыми ехали мотоциклисты. За мотоциклистами легковая машина с откидным верхом и позади грузовик с солдатами.

На середине улицы, напротив сельсовета колонна остановилась. Люди стали выходить из своих дворов, с любопытством, без страха разглядывали немцев, негромко переговаривались. Из легковой машины вышел офицер в красивой форме. Сняв фуражку с высокой тульей, передал её подбежавшему солдату-шоферу.

Офицер потянулся, присел на полусогнутых коленях, весело посмотрел на стоящих сельчан. Мужчина в гражданском костюме, приехавший вместе с офицером в легковой машине, что-то стал говорить офицеру на немецком, они громко засмеялись. Офицер снял с руки перчатку и помахал ею в сторону сельчан, приглашая их подойти поближе:

– Комм, комм…

Мужчина в гражданском, приветливо улыбаясь, подошёл ближе к сельчанам:

– Я уполномоченный бургомистра по вашему району и хочу от имени бургомистра и военного коменданта вам передать, – голос уполномоченного стал громче:

– Доблестная германская армия пришла освободить вас навсегда от большевистского рабства! Дать возможность каждому из вас жить и трудиться во благо своей семьи! Трудиться на собственной земле, не боясь быть порабощенными кровавым тираном Сталиным!