Александр Митта - Экипаж

…А Тимченко тем временем докладывал Москве:

– Приступаем к ремонту руля высоты. Бортинженер проникнет в носок киля, поднимется по нему до самого верха, прорубится наружу и попробует извлечь застрявший в руле высоты посторонний предмет…

В Министерстве гражданской авиации лысоватый инженер в очках отмечал на схеме «Ту-154» маршрут, о котором говорил Тимченко:

– Вот здесь ему придется прорубать нервюру, здесь – вторую… Вообще-то, не разгуляешься: тесно очень. – Он прочертил красным фломастером вертикальную линию внутри носка киля. – Тут и тяги, и труба противообледенения…

– А реально это? – спросил кто-то из сидевших за столом. Инженер только пожал плечами.

Игорь, стиснутый с трех сторон металлическими стенками, рубил топором нервюру. Нервюра – это перфорированная тонкая переборка из дюраля. И прорубить ее было бы нетрудно, если б не теснота. Ни размахнуться, ни ударить как следует. По лицу Игоря катился пот.

– Что у тебя? – спросил голос Тимченко.

– Все то же. Рублю.

…B кабину вошел и сел в свое кресло второго пилота Валентин Ненароков. Руки у него были забинтованы, на лбу и на щеках проявились обмороженные места – красные пятна, которым предстояло стать черными. Тимченко улыбнулся ему и даже похлопал рукой по колену, продолжая слушать Игоря. Голос бортинженера докладывал:

– Первая нервюра готова. Лезу выше, рубить вторую.

– Устал? – поинтересовался командир.

– Ничего. Ломать – не строить.

…И снова Игорь, мотая головой, чтобы пот не заливал глаза, рубил топором неподатливый дюраль… Дорубил и полез выше, протискиваясь между трубой и тягами. Одежда на нем уже висела лохмотьями. А фонарик, укрепленный на лбу, показывал своим светом, что лезть еще долго и пространства наверху еще меньше: носок киля кверху сужается.

…В кабине Тимченко спрашивал:

– Ты уже наверху?

– Да, – отвечал голос Игоря. – Тут блок радиостанции.

– Смотри не замкни электрику… Сам убьешься и пожар устроишь.

– В случае пожара звоните «01», – непочтительно ответил Игорь. – Я больше не буду рубиться. Тут люк. Попробую выломать замки и отогнуть крышку.

– А не сорвет ее потоком?

– Ну и сорвет. Зачем она вам?

Тимченко покрутил головой и усмехнулся.

…«Ту-154» летел в темноте над невидимой черной землей. Только хвост самолета был ярко освещен фарами сопровождающего «Ила».

На верхушке киля, над плоскостью стабилизатора, распахнулся лючок. И сразу же крышку сорвало встречным потоком воздуха и унесло. Из отверстия, как танкист из люка, высунул голову Игорь. Но, ослепленный светом фар, он тут же спрятался обратно.

– Андрей Васильевич, – попросил он в микрофон. – Скажите ему, чтоб чуть поджал фары или пускай переместится так, чтобы на меня падала тень от руля!

«Ил-18», по-прежнему висевший над самолетом Тимченко, погасил одну фару.

Игорь снова вылез до половины и, неудобно выкрутив шею, поглядел вдоль стабилизатора на руль высоты.

– Вижу! – сообщил он командиру. – Там застряла какая-то деталь.

– Не наша?

– Нет. Какой-то обруч, по-моему… Попробую его зацепить и вытащить.

– Рассказывай, что делаешь, – потребовал командир.

– Достаю «кошку»… – Он вынул из сумки маленький остролапый якорек на толстой леске. – Буду понемногу стравливать.

Неторопливо, будто за борт лодки, Игорь стал выпускать наружу леску с «кошкой» на конце. Как он и ожидал, встречный поток воздуха подхватил якорек, прижал к стабилизатору и поволок назад. Но до руля высоты «кошка» не доползла – потоком ее отбросило вправо.

Игорь попробовал еще раз, но опять безрезультатно.

– Ну как там? – обеспокоенно спрашивал Тимченко.

– Пока никак… Надо парашют делать.

– Какой парашют?! – не понял Андрей Васильевич.

– Для «кошки». Из рукава.

Он потерся плечом об острый край люка. Ткань комбинезона затрещала. Изловчившись, Игорь сорвал с левой руки рукав и один конец его прицепил к леске у основания якорька. Потом опять пустил по ветру «кошку», снабженную самодельным парашютом. И снова ее отнесло в сторону.

В Министерстве авиации по-прежнему следили за каждым действием экипажа Тимченко. Молодой бородатый инженер говорил:

– Вот эта идея, чтобы зацепить и вытащить «кошкой» на веревке.

– На фале… – машинально поправил хозяин кабинета.

– Да, на фале… Идея зацепить «кошкой» на фале мне решительно не нравится. Во-первых, «кошка» сама может застрять в руле высоты и еще усугубить положение…

Хозяин кабинета сказал с некоторым раздражением:

– Ну не ставить же этот вопрос на голосование!.. Они же действуют!.. Вы, по-моему, других идей им не подсказали?

В соседней комнате был накрыт стол. Проголодавшиеся за ночь участники совещания наспех подкреплялись чаем с бутербродами, слушая через открытую дверь, о чем говорят в кабинете.

– Смените полностью состав дежурных диспетчеров, – приказал в селектор хозяин кабинета. – Пускай заступят свежие люди, неуставшие.

Игорь, измученный, продрогший, снова выпустил якорек наружу. На этот раз ветер, наполнивший «парашют», потянул «кошку» куда следовало. Стравив метра два лески, Скворцов потянул к себе, опять отпустил, опять потянул… На четвертый или пятый раз «кошка» не пошла назад, зацепилась за что-то. Игорь с трудом высунулся и заворочал головой, светя фонариком. Точно: одна лапка ухватилась за обруч.

– Поймал рыбку! – крикнул он в микрофон, нырнул обратно в отсекатель стабилизатора и потащил что было силы. Обруч не поддавался. А у Игоря уже сил не осталось: он закоченел на тридцатиградусном морозе, на ветру.

– Держится, сволочь, – доложил он командиру. – Попробую по-другому.

– Особо не мудри, – встревожился Тимченко. Но Игорь не ответил. Он весь сжался, убрал ногу с упора и повис на какое-то мгновение, держась только за леску.

Его семьдесят килограммов сделали свое дело: обруч, заклинивший руль высоты, выскочил, и Игорь полетел вниз по крутому наклону внутри носка киля. Острые края прорубленных им нервюр раздирали на нем одежду, кожу. Он тяжело, так что хрустнуло в груди, ударился о качалку тяги руля и остался лежать неподвижно.

– Что случилось?.. Игорь! Что с тобой? – спрашивал голос командира.

– Все нормально… – выдавил из себя Скворцов. – Проверьте руль высоты.

– Сейчас попробую… Полный порядок!

…Когда Игорь с трудом выбрался из негерметичного отсека через дыру в шпангоуте, к нему бросилась Тамара.

– Игоречек, хороший мой, как ты?

Она обхватила его, повела к ближайшему креслу.

– Я хорошо… Только не обнимай меня, пожалуйста. Я, по-моему, ребро сломал.

Он закашлялся и согнулся от боли.

…В кабине Тимченко говорил с Москвой:

– Я восемьдесят пять четыреста шестьдесят восемь. Курс двести сорок. Высота три тысячи. Скорость пятьсот… Руль высоты исправили, экипаж здоров.