Борис Михайлов - Он никогда не простит меня. Любовно-приключенческий роман

Игорь тоже любил толкать вагоны по рельсам и вскоре они уже сцепляли составы, возводили мосты. Железная дорога увлекла обоих. Мы довольные, что дети, наконец, угомонились и заняты игрой, сели в беседке поговорить. Варя заметила мою напряженность и спросила, кто расстроил – опять Кирилл? Рассказала, что мама требует священника исповедоваться и причаститься.

– Представляешь, всю жизнь неверующая, а заболела, попросила Новый Завет, читает Жития святых, молится. Соседка по палате глубоко верующая.

– Мама не одна в палате?

– Попросила подыскать напарницу. Я поместила в одноместную палату.

– Стала верующей – хорошо. Господь прощает раскаявшихся.

– Надеюсь вера поможет перенести последние минуты, когда обезболивающие перестанут помогать. Держится на одних уколах.

Ночью долго не могла заснуть. Из головы не выходило мамино обещание поговорить, о чем не решалась всю жизнь. Назвать отца? На фиг он нужен теперь, когда я вполне самостоятельна, а маме остались считанные месяцы или дни. Раньше следовало вспомнить об оставленной, когда-то любимой жене и дочери. Сегодня будь он Министром, Председателем правительства или американским миллиардером, мне наплевать. Перечислит не состоявшихся моих отчимов? Было их немало, многих я помню. Мама и сегодня, если бы не болезнь, женщина в самом соку – сорок семь лет! Могла бы еще замуж выйти. С высоты сегодняшнего положения, я её хорошо понимаю и не осуждаю, всю жизнь она нуждалась в мужской ласке! Меняла мужчин? Значит, были на то причины. Достойных мужчин не оставляют и сами они не сбегают.

Когда, наконец, уснула, приснились любовники мамы, видела ее молодой и красивой. Потом мама вдруг превратилась в сегодняшнюю – живой скелет с желтым лицом. Я заплакала от отчаяния, что ничем не могу помочь, и проснулась с больной головой. В последние дни ночные кошмары мучили меня. Видела Валерия с Кириллом и Эльзой, приходила молодая мама. Встала, выпила Но – шпу с анальгином, и снова легла. Что-то еще продолжало сниться, не могу вспомнить. Разбудил Игорек. Часы показывали девять. Проспала! Не стала принимать обычный контрастный душ, а помогла Даше кормить Игоря. Позвонила маме, спросила, как она, пообещала часа через полтора, а может раньше, как доберусь, быть у неё. Не задерживаясь у зеркала, чуточку подкрасилась, уложила волосы, и, выпив стакан сока, повезла сына к Комаровским – старшим. От них поехала к маме.

В коридоре больницы встретился мамин врач и подтвердил опасения. Опухоль продолжала катастрофически разрастаться, и врачи не в силах остановить. Я вошла в палату, и в глаза бросилось отсутствие кровати Марии Васильевны. Первая мысль – маму оставили в палате одну, отселив соседку. Мама, прочитав в моих глазах вопрос, объяснила.

– Умерла во сне. Я ничего не слышала, проснулась, а кровати нет. Нянечка сказала: Господь призвал. Последние дни её не мучили боли, как меня. Часто молилась, вспоминала детство, подолгу молча лежала, не слышала меня. Мне бы Бог дал провести последние дни без боли! Тихо умереть во сне, как Марии Васильевне!

– У неё было безнадежное состояние, а у тебя есть еще шансы, – соврала я.

– Не сочиняй! Я все знаю.

Она закрыла глаза и долго молчала, думая о чем-то своем, я не решалась заговорить.

– Алена! – тихо произнесла она, нарушив тишину. – Обещай простить меня.

– За что прощать тебя? Всю жизнь посвятила мне. Не дала выйти замуж за Ваню – давно простила. Вышла бы за него, ты не лежала в этой палате, окруженная вниманием врачей. Я люблю тебя, мамочка и не переживай. Как бы то ни было, последние годы мы с тобой живём прекрасно.

– Я жила. Ты – нет. Думаешь, не видела все эти годы? Видела! Не была ты счастлива с Валерием. И Кирилла не любишь. Любишь всё еще своего Ваню. Найди его, и будьте счастливы, благословляю вас!

– Поздно, мама! – Я поправила у нее подушку под головой, поцеловала. – Почистить мандарин? Принесла еще персиков и виноград.

– Вчерашние не съела, нянечке отдала.

– Вот и хорошо, поешь свежих. Я положила в холодильник.

– Алена! – она замолчала, собираясь с мыслями, никак не решалась заговорить. Вдруг заплакала и сквозь слезы прошептала. – Никогда не простишь. Не поймешь. У тебя должна была быть сестра. – Мама снова замолкла.

– Ты сделала аборт? – нарушила я молчание.

– Если бы. Аборты я делала. Вы родились близняшками. Две девочки. Тебя я взяла, а ее… поменяла на квартиру. Дура была, какой ум в семнадцать лет?

– Поменяла на квартиру? – не сразу дошло до меня. – На какую квартиру, что ты говоришь!

– Квартиру, в которой ты выросла.

– Как ты могла, мама?!

– Двоих не подняла бы. Отец твой бросил меня, как только узнал, что беременна.

До меня медленно доходил смысл сказанного.

– А бабушка, дедушка, они не знали?

– Они и настояли.

– Сестра моя жива, где она?

– Надеюсь, жива. Пять дней провела с вами в роддоме, грудью кормила обоих, а домой поехала с тобой одной. Сестренку забрали добрые люди, у которых не могло быть детей. Где она теперь, не знаю.

Постепенно я приходила в себя, переваривая свалившееся на меня известие. Поняла, что мучило маму все годы, почему вдруг решила вызвать священника, исповедоваться.

– Как всё было? Уверена, взяли хорошие люди, воспитали, вырастили?

Ничего о судьбе сестры мама не знала. Рассказала длинную грустную историю. Будь я киносценаристом, написала бы душещипательную мелодраму в стиле бразильского сериала.

Начало истории положила встреча в женской консультации, во время маминой беременности. Коротая время в очереди, женщины, как обычно, делились наболевшим. Мама пожаловалась, не знает, что будет делать с двойней. Не рассчитывала на двоих. Живет в доме без удобств, без мужа. Одна из сидевших в очереди беременных женщин постарше, пожалела юную маму и, встретившись позже в сквере, подсказала выход.

– Знаю приличную обеспеченную семью. Если согласишься, они усыновят или удочерят одного ребенка, а в роддоме получишь справку на одного. Никто ничего не узнает, а тебя хорошо отблагодарят. Пара богатая, муж большой начальник.

Маме подобная мысль не приходила в голову, и она ничего не ответила. Женщина еще несколько раз подходила к маме и спрашивала, не надумала ли избавиться от второго ребенка. В то время не в каждой женской консультации имелось сегодняшнее УЗИ. Определить пол будущих близнецов не представлялось возможным.

– Будут мальчик и девочка, – выберешь, кого оставить себе.

Мама призналась своей маме – Катерине Ивановне, моей бабушке. Та, не задумываясь, посоветовала согласиться на предложение, взамен потребовать квартиру. Жили тогда мама с бабушкой и ее последним мужем в Куйбышеве, в двух крохотных комнатушках деревянной развалюхи на Ленинской улице.