Светлана Ивашева - Игра без правил. Приключенческий роман

Иллюстратор Евгения Маслакова

© Светлана Ивашева, 2017

© Евгения Маслакова, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4474-9194-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Остров Хаатро находится в Атлантическом океане, немного севернее Азорских островов. С высоты птичьего полёта он похож на большое человеческое сердце. Восток острова покрыт горами, на западе лежат равнины и плоскогорья. На юге острова много виноградников, там живут экзотические птицы и клубятся дымом гейзеры.

На острове расположены три государства, когда-то возникшие из колоний переселенцев с востока. Вэтландиянаходится в западной части острова, Люберия – в восточной, Славия – на юге. Климат на острове умеренный, морской: в северных странах зима довольно тёплая, температура воздуха редко опускается ниже нуля градусов; лето прохладное, облачное, бывает дождливым. В Вэтландии часто дуют холодные ветры; пространство Люберии защищено горами. В Славии значительно теплее, чем в соседних государствах: зима очень мягкая, лето солнечное и довольно жаркое.

Площадь Вэтландии чуть больше полутора тысяч квадратных километров, столица государства – город Лавэнна – расположен в долине реки Оуиц, протекающей с северо-запада на юг острова. Крупнейшие города Вэтландии – Фрилэнд и Коразон. Правит страной королева Ильчиэлла, пришедшая к власти после смерти своего отца, короля Ильдара, в девятнадцатом году.

Люберия занимает несколько большую площадь, чем её западный сосед, но, из-за расположенных на востоке гор, пространства для жизни у люберийцев меньше, и выход к морю им открыт только с севера. Управляет Люберией король Аэленд, проживающий в столице под названием Валион.

Славия – самая маленькая из трех стран. Здесь изготавливаются знаменитые на весь остров славийские вина, и произрастают манговые деревья, плоды которых, из портов Граско и Дено, на больших кораблях доставляются в соседние государства. Столица державы – город Неосон. Славийский король Флаолин находился у власти почти тридцать лет – до начала изложенных здесь событий.

Языки трёх государств относятся к одной языковой группе и имеют много общего. Знающему вэтландский язык совсем нетрудно овладеть люберийским; изучение славийского чуть сложнее из-за большого количества времён. Все образованные жители острова Хаатро худо-бедно говорят и по-славийски, и по-люберийски, и по-вэтландски. Для знатных особ умение общаться на трёх языках не менее важно, чем соблюдение этикета; при дворе каждой из держав существует неписаное правило: гости, прибывающие из иностранных государств, общаются на языке хозяев.

Магический жезл под названием «власть», что Небо вручает избранным, возносит их над остальными, но одно неверное движение может сбросить вниз, в пропасть, дна которой нет. Ужинать на серебре, спать на пуховых подушках, носить шелка и бархат, единым словом строить полки и сокрушать города, казнить и миловать, решая судьбы легким росчерком пера, – право же, всем этим удовольствиям не перевесить чаши проблем, на которой десятки нелёгких диллем, сотни тягостных вопросов и тысячи неразрешимых противоречий. Как усмирить бунт, как примирить обиженных земледельцев с землевладельцами, как дать голодным хлеб и бездомным кров, с тем, чтобы став сытыми и живущими в тепле, они честно трудились, не стремясь к захвату чужого и довольствуясь своей долей? Как быть суровым и оставаться милосердным? Как не дать жестокости наступить на горло справедливости?..

Власть дарует монархам одно из высших земных благ – свободу. Неужели?.. Кто принадлежит себе так же мало, как Её Величество? Кто шага не может сделать без того, чтобы тут же об этом не заговорили на всех углах? Чьё утро, день и вечер расписаны поминутно на полгода вперёд? Кто не может без охраны ступить за пределы дворцового парка, не говоря уже о том, чтобы пройтись по улицам своего же города?..

А кто виновен в неурожае, недороде, произволе наместников, разбойничьих набегах, поражениях армии, засухе, проливных дождях и даже пришедшем с запада урагане? Догадываетесь – кто?.. Не все подданные державы молятся на портрет королевы, стоящий в их доме на самом видном месте: кто-то проклинает, кто-то шепчет недоброе, кому-то поперёк горла всё, что творится в стране. Тёмные мысли объединяются, превращаясь в чёрную тучу, и пролиться эта тяжёлая туча может неласковым дождем…

… – Знаете, Ваше Величество, в своих размышлениях об участи монархов, я прихожу к выводу, что искренне вам завидую, – сказал однажды королеве Вэтландии её старый советник.

– Чему же вы завидуете, господин Астор? – не поняла Ильчиэлла.

– Вас, наверное, никогда не терзает вопрос, зачем вы живете. Ваша миссия высока и очевидна для всех. Немногие из смертных могут этим похвастаться…

Золотые слова. Наверное, это единственное, в чем королеве можно позавидовать.

…Умари сам удивлялся тому, насколько легко и органично вписался в бесконечно чуждый ему быт. Темно-зелёный камзол из дорогого сукна, пришедший на смену чёрному потертому сюртуку; шелковая рубашка, которая, словно по мановению волшебной палочки, каждое утро заново становилась белоснежной; строгая, но благородная перевязь для шпаги, и какие-то немыслимые изыски, в виде кролика в белом вине, вместо хлеба с твердым сыром на завтрак, – он привык ко всему этому настолько быстро, что и привыканием-то это нельзя было назвать: он словно сбросил одну кожу, и надел другую, не заметив, хотя к роскоши так и остался равнодушен. То, что иной оценил бы как подарок судьбы, для него было лишь ненужным довеском к другому, безмерному и совершенно не заслуженному им счастью. Излишками дворцового быта он был способен наслаждаться не более, чем слепой – картинами; среди окружавшей его пышности чувствовал себя, как убеждённый трезвенник, заброшенный судьбою в винодельню… Но всё это было, в сущности, так неважно, так незначительно по сравнению с тем, что он обрёл… Какая разница: Ей хотелось видеть его в дорогом камзоле и шелковой рубашке – он надевал их; если бы она предпочла лицезреть на нём хитон, или тигриную шкуру, или одеяние монахов – для него было бы равно радостно носить всё это.

Он ходил бы на голове, если бы она вдруг сказала, что ему пристал такой способ передвижения; он ел бы угли или угрей; спал на соломе или на битом стекле; мог бы рисовать картины или выгребать навоз из конюшен, – но ей хотелось, чтобы он был её правой рукой, её частью, её тенью, – он был готов даже стать тенью…