Валентин Иванов - Море – наша любовь и беда

Я тоже не избежал этой чарующей отравы, и начал постигать тайны аккордеона. Хорошо вам, если вы где-то ранее научились играть, и тут выдаете что-нибудь народное или классическое. Рейтинг резко прыгает вверх, а если есть талант – вы становитесь просто кумиром всей братвы. Общепризнанным кумиром по классу аккордекона был Санька Зуев, а его однофамилец Лёха Зуев очень проникновенно играл на домре. Мне же приходилось начинать с гамм и арпеджио. Слушать это часами окружающим невыносимо. Меня отовсюду выгоняли, кидались ботинками, обещали тёмную. Играть приходилось, разложив ноты где-нибудь на подоконнике или даже в умывальнике.

Рядом с моей койкой стояла койка Серёжи Мухамадиева. Это был смуглый, очень симпатичный таджик с усиками, которые обещали обольстить не одну девушку. Он был из очень многодетной, по нашим меркам, семьи. То ли пятнадцать, то ли восемнадцать детей. Очень тихий, спокойный, совсем какой-то незаметный. Но у него был феноменальный музыкальный слух, который вначале проявлялся в том, что он насвистывал очень красивые мелодии с какими-то немыслимыми трелями и коленцами. Чёрт меня подери, если хотя бы половину этих мелодий он не сам сочинял. И вот как-то, совершенно незаметно для окружающих, Серёжа брал брошенную кем-то на койку гитару, отходил в укромный уголок и начинал почти неслышно пощипывать струны и что-то там насвистывать. Посидит, вроде, минут десять, потом у него заберёт гитару кто-либо из признанных кумиров. Проходит месяц-другой, трудно даже сказать, сколько, и вдруг как-то во время такого общего сборища одного из кумиров просят сыграть только что появившуюся песенку из фильма или по телеку. Выясняется, что он её еще не слышал. Тут наш Серёжа берёт гитару, и выдал такое, что все просто обомлели. Сами знаете, как у нас играют в массах. Четыре ходовых аккорда – это уже много для приличного аккомпанемента. То же, что мы услышали, это были не просто аккорды. Какие-то немыслимые переборы, вариации – просто отпад. Бурным рукоплесканием было отмечено рождение нового кумира. Собственно, удивляло только одно: от полного нуля до такой классной игры прошло никак не более двух месяцев. Никаких многочасовых тренировок. Его, вообще, никто не учил. Да, братцы, талант это всегда – загадка. Память у Серёжи была такой же феноменальной, как и слух. Ещё через пару месяцев он превзошел в виртуозности игры вообще всех остальных. Вот только не пел он никогда, стесняясь своего голоса, или считая, что у него голоса вовсе нет.

Сережин ошеломляющий успех произвел, видимо, глубокое впечатление на Саньку, но вначале это никак в нём не проявилось. Видимо, шёл какой-то внутренний процесс вызревания идеи. Серёжа, кстати, так и не купил своей гитары, пользуясь нашим общим дешёвеньким инструментом. Больше того, он не проявил никакого интереса к изучению нотной грамоты, хватая все нужные ему мелодии и ритмы прямо из окружающей его жизни. А вот Саня однажды принес в кубрик совершенно новую гитару, только что купленную. Со свойственной ему фундаментальностью и педантичностью, вместе с гитарой он нёс под мышкой сразу три самоучителя игры на гитаре. Надо сказать, что слух у Сани тоже был отменный, насвистывая, он никогда не фальшивил. Так что, казалось бы, исходные предпосылки для гарантированного успеха были налицо. Конечно, Саня не мог подглядывать аккорды и аппликатуру у наших спецов. Не зная музыкальной грамоты и не получив образования в музыкальной школе, они имели явно неправильную постановку руки, а их приёмы игры были явно убоги. Как может правильно играть человек, который не подозревает, кто такой Каркасси?

Саня делал всё правильно. Теперь вместо рундука с радиодеталями по воскресеньям он обкладывался самоучителями и приступал к учебному процессу. Нетрудно объяснить, почему самоучителей должно быть не менее трёх. Один из них был раскрыт на той пьесе или этюде, который осваивается в данный момент. Другой иллюстрирует аппликатуру, или расстановку пальцев на грифе для той тональности, в которой исполняется пьеса, а третий даёт совет, какие именно ошибки подстерегают начинающего исполнителя при разучивании наиболее трудных мест. Как сейчас помню, первой пьесой была Санта Лючия. Классная вещь. До неё, конечно, были гаммы. Я уже упоминал, что слушать, как другие играют часами гаммы и арпеджио – просто невыносимо. Конечно делались попытки прервать этот изнурительный процесс: в Саню кидались ботинки, выкрикивались абстрактные угрозы («Таким козлам играть только в сортире» – это самая приличная из них) и вполне конкретные («Кончай, сволочь, а то ведь удавим»). Саня был непоколебим, как Медный Всадник. Он игнорировал ботинки, слов же он просто не замечал. Процесс продолжался и, как ни странно, все почему-то смирились и ругались всё реже и всё более вяло. Наверное, потому, что Саня был таким безобидным, что бить его не имело никакого смысла – это всё равно, что бить ребенка, который никогда не сможет дать сдачи.

Остановлюсь чуть подробнее, как продвигались дела с этой итальянской канцоной. Саня смотрел на первую ноту, отсчитывал нужное число линеек, повторяя движениями губ названия известных ему нот, начиная от «до», и определял, что это нота «ре». Далее он переводил взгляд на другой самоучитель с аппликатурой и вычислял, что эту ноту нужно исполнять на второй струне, прижав её четвёртым пальцем левой руки у второго лада. Третий же самоучитель предупреждал, что для прозрачности звука палец следует ставить как можно ближе к порожку, а запястье правой руки должно быть выгнуто очень высоко над грифом, после чего второй самоучитель рекомендовал извлечь звук четвёртым пальцем правой руки над самым отверстием верхней крышки корпуса, причём движение правой руки должно быть строго перпендикулярно направлению натяжения струн, иначе звук окажется смазан и будет содержать ненужные призвуки. Сам же щипок должен быть энергичным, но не чересчур сильным, иначе будет слышен дребезг струны. Сечёте, сколько правил нужно выполнить одновременно для того, чтобы извлечь один только звук, а ведь их в этой пиесе гораздо больше. Словом, после того, как окружающие услышали некий чистый и правильный звук (это гарантировано педантичностью Сани), нелёгкий процесс извлечения следующего звука повторяется в полном объеме с плавным переходом глаз скользящими движениями между всеми тремя самоучителями. После месяца напряжённейших тренировок Сане удавалось сократить интервал между соседними извлекаемыми звуками до сорока – сорока пяти секунд, в зависимости от номера струны. Согласитесь, что, с одной стороны, налицо несомненный прогресс в этом нелёгком искусстве, но, с другой стороны, посторонние слушатели постоянно находятся на грани нервного срыва, ибо слушать этот «бзынь» с интервалом почти в минуту – невыносимо. Видимо, это связано с тем, что в таком темпе, услышав очередную ноту, успеваешь забыть звучание предыдущей ноты, каждая из которых исполняется совершенно правильно, в соответствии с рекомендациями ведущих педагогов гитарного мастерства. Тогда самая прекрасная мелодия рассыпается на отдельные ноты, и ты теряешь мысль. Разумеется, читать книжку во время саниного исполнения – просто немыслимо. Текст у вас также рассыплется на отдельные буквы, и вы имеете все шансы стать на много лет пациентом психиатрической клиники.