Тадэуш Мотас - Кое-что о прошлом, будущем и настоящем

– Профиль у нас один, – наставительно заметил Кошкин. Поэтому слушай, студент, правило №3:

Дрючить надо всех подряд: и молодых – и старых, и красивых – и некрасивых, и толстых – и худых! Бог увидит – смилуется и пошлет хорошую!

– Как тебе Ольгу?

– Да, удовлетворенно промурлыкал Кот, зажмурившись от удовольствия, – но сколько мне для этого пришлось их перепахать!

Серега грустно молчал, задумчиво глядя на шкалу радиоприемника.

– Ладно, – вывел его из оцепенения Витек, – не переживай. Съездишь в Болгарию, прибарахлишься слегка. Человеком станешь! Давай лучше пару часов перекемарим, а потом поедем сдаваться. Кто там у нас сегодня на кафедре принимать будет?

– Добрыня Никитич.

– Так он нам, вроде, не читал ничего.

– Не читал, но лабораторные вел. Въедливый, зараза.

– Ничего, обуем как-нибудь, прорвемся. Иди, ложись в другой комнате, там диван есть разложенный, накроешься пледом.

Проводив взглядом слегка пошатывающегося от усталости Серегу, Виктор начал убирать со стола остатки ночного пиршества. Оттащил все на кухню, посуду забросал в мойку – «вечером все помою». Перед тем, как идти к себе, что-то вспомнив, заглянул к Сереге. Тот, очевидно рухнувший уже без сил прямо по ходу движения, распластался поперек дивана и, улыбаясь чему-то во сне, выпускал краешком рта длинную тягучую слюну. Полосатый плед валялся рядом, на полу. Вспомнились строчки из песни Володи Высоцкого – «Эх, бедолага! Ну, спи, Серега!». По-отечески укрывая спящего пледом, автоматически бросил взгляд на дисплей модных электронных часов (подарок отца ко дню рождения). Покачал головой, но все же выставил звонок на нужное время – может все-таки удастся поспать.

До подъема оставалось меньше часа…

Примечания:

Рабфак – название вечернего подготовительного факультета для рабочей молодежи в МАДИ

«Муди» – сленговое производное от МАДИ (Московский автомобильно-дорожный институт)

АП, АТ, АД, ОД – названия факультетов и потоков в МАДИ: АП – автомобильные перевозки, АТ – автомобильный транспорт, АД – автомобильные дороги, ОД – организация движения.

Ура-а-а-а…Многоголосое раскатистое эхо волнами покатилось по вагону, с каждым разом все усиливаясь вливающимися в общий хор голосами из открытых купе. Скорый поезд «Москва-София», добрых пару часов простоявший в молдавских Унгенах по причине замены вагонных пар, наконец-то тронулся и, медленно набирая ход, не спеша вползал на мост через пограничный Прут, за окошком замелькали проволочные заграждения и контрольно-следовая полоса.

Группа советских студентов во главе с двумя преподавателями торжественно въезжала на территорию сопредельной Румынии. Приключения начинались…

Поезд, проехав несколько сот метров снова остановился. Через некоторое время у выхода из вагона послышался какой-то невнятный шум, обрывки незнакомой гортанной речи. Потянуло запахами полуденного зноя, давно немытых тел и несвежего нижнего белья – в вагон вваливались румынские пограничники.

«Кукуруза, попушой – у румына хрен большой!»,– выглянув в коридор торжественно объявил Кошкин и, по-деловому, добавил, – готовь, братва, шмотки для досмотра и таможенные декларации! Игорь Скворцов – «Скворец» и Васька Косенко – «Казак» (родом с Кубани) покорно стали вытаскивать чемоданы, кладя на них сверху паспорта и декларации. Чуть помедлив и переглянувшись друг с другом, Кот и Куперман тоже разложили свой нехитрый скарб.

Вопреки общим опасениям, процедура таможенного досмотра прошла быстро и без заминок. Немало удивившись такому ходу событий, компания приятелей, убрав вещи, расселась по местам в ожидании отправления поезда. Поезд стоял.

Тягостное молчание, установившееся в купе, неожиданно резко было нарушено какой-то яростной перепалкой, переходившей с русского на румынский и обратно, раздававшейся где-то в конце вагона. Мимо промчался встревоженный Напольский. Прошло еще некоторое время. Перебранка стихла. Куперман осторожно выглянул – навстречу шел слегка смущенный Напольский. «Предупреждал же всех перед отъездом – не берите лишнее, все равно отберут», – он сокрушенно махнул рукой и скрылся в своем купе.

Пограничники вышли из вагона, но поезд по-прежнему не двигался.

– Ух, жара,– пробормотал Кошкин, – Игорек, открой окно, что ли! («климатик», это последнее чудо прогресса и цивилизованного комфорта, на стоянках почему-то не включали).

Спортивно сложенный Скворец, подойдя к окну, играючи, одной рукой, легко опустил стекло и, высунув голову наружу, удивленно воскликнул:

– Мужики, гляньте-ка!

Все с азартом, мешая друг другу, бросились к окну, сразу ставшее узким, пытаясь просунуть в него головы и стараясь что-нибудь разглядеть. Усилия того стоили! Удобно устроившись на подножках вагона и положив на колени свой АКМ, румынский солдат с аппетитом уплетал только что конфискованную у кого-то колбасу!

– Судя потому, как устроился, пока не сожрет весь батон, не тронемся, – серьезно изрек Казак, и добавил в сердцах, – чтоб ты подавился, гад!

– А дай-ка, я «щелкну» эту голодную нацию, – встрепенулся Серега, вытаскивая из чемодана свою старенькую «Смену» и вспомнив о поручении деканата сделать фотоотчет об их зарубежном турне.

– Давай, давай, снимай, – подбадривал его Витька, – разместишь фото в нашей стенгазете. Потом с грустью добавил: «И пришьют тебе «дело о политической дискредитации братской Румынии», и поедешь ты следующим летом из-за этого кукурузного огрызка в погонах не на юг, а строго в противоположном направлении!»

– Зачем? – не понял сразу Куперман.

– Как зачем, – снег убирать. Там снега много.

Серега испуганно шарахнулся от окна. Купе завизжало от восторга.

Поезд, наконец, тронулся. Народ с интересом прильнул к окнам, стараясь рассмотреть все подробности и сохранить в памяти самое примечательное и интересное – заграница все же! Однако, несмотря на все их ожидания, ничего стоящего внимания снаружи не наблюдалось. За окном вырисовывался один неизменный пейзаж – бесконечные, сменяющие друг друга поля подсолнечника и кукурузы, иногда прорезаемые узкими проселочными дорогами, с пылящими по ним конными повозками местных крестьян. Изредка, правда, в эту унылую декорацию нищеты и первобытности вламывались символы прогресса и цивилизации – коптящие трубы нефтеперегонных заводов с прилепившимися к ним убогими рабочими поселками.

– А не испить ли нам чайку, – наконец не выдержал Кошкин, заговорщически подмигнув своим спутникам. Те, в предвкушении, одобрительно загудели.

– Николаша, дружок, – вальяжно обратился Кот к пробегавшему мимо поездному халдею – шустрому малому, быстро ставшему своим в незнакомой студенческой компании и уже успевшему изрядно надоесть своими бесконечными байками: как и что он «перетаскивал через бугор».