Светлана Гусева - Сказочница

Маэстро вышел в приемную – там уже постепенно собирались начальники подразделений, невыспавшиеся и явно накрученные Василичем. Они переминались с ноги на ногу, не решаясь раскрыть и рта.

– Вот это отправь в Управление, – Маэстро сунул заявление секретарю. – И чаю всем сделай. Заходите, чего топчетесь?

Пока те рассаживались, в дверь просунул голову Жека – институтский старожил, лентяй и мастер на все руки. Василич бросил на непрошеного гостя подозрительный взгляд, но Маэстро опередил его.

– Только вчера тебя вспоминал, – он распахнул дверь, наступая, вытолкнул схемотехника обратно в коридор и сам вышел следом.

Ничего, подождут немного. Все свои.

– Марат сказал, тебя Коля искал накануне своего… внезапного отъезда. Нашел?

Жека поморщился, словно от приступа зубной боли.

– Было дело, – признал он. – Но мы и покалякать толком не успели, так. Языками почесали – и все.

– А что ему надо было, помнишь?

Маэстро задал вопрос таким тоном, чтобы у Жеки не осталось сомнений – вспомнить ему придется.

– Да про давнишние дела расспрашивал, – Жека старательно воротил голову к окну. – Про экспериментальный отдел и про… Игоря. Ну я ему сказал, что все давно быльем поросло, а остальное в архиве. Все, что по монитору осталось. Но он все допытывался, как же пропали бумаги… он откуда-то знал, что они до вас… то есть нас…

– Ясно, – оборвал его Маэстро поспешнее, чем следовало.

По коридору торопливо двигался им навстречу начальник лаборатории Вениамин Исаакович – невообразимо худой, в синем поношенном халате и с растрепанной клинообразной бородкой.

– Коллеги, приветствую!

Маэстро досадливо крякнул, пожимая сухую, испещренную морщинами и пигментными пятнами руку. Изнутри поднималось горячее желание распустить совещание к ядреной матери и как следует подумать, запершись в кабинете.

Зачем Коленька полез туда, куда начальник его не посылал, и, главное – что он успел узнать? Маэстро боялся не за реноме, а скорее, безотчетно старался сократить до возможного минимума число знавших о его давнем поражении. Именно по этой причине он до сих пор не выкинул лентяя Жеку на улицу, хотя давно мог нанять на его место парочку расторопных молодых сотрудников. Внезапно он сообразил, что Жека и начальник лаборатории обсуждают что-то отличное от институтской рутины:

– … да соберемся часиков в пять, помянем. Что за паршивая жизнь, а? И пожить толком не успел, и с работой не сложилось. А голова была – огого.

Маэстро напрягся, пытаясь понять, о ком идет речь. В этот момент дверь приоткрылась, из приемной высунулась голова Василича:

– Там эта, Дмитрий Аристархович… собрались все уже.

Волна злости поднялась и тут же погасла. Дела прежде всего.

– … у меня еще пара стендов, что Игорь собирал, до сих пор пашут, как часы! Светлая была голова, никакой задачи не боялся… – Вениамин Исаакович, скорбно тряся бородкой, прошел в зал для совещаний. – И пятидесяти еще не стукнуло, вот ведь напасть. И дело свое бросил тогда, не довел. Глядишь, мы бы сейчас на коврах-самолетах уже летали. Или мысли могли читать.

Маэстро открыл было рот, но передумал.

Игорь Руничев умер и унес тайну, которую так мечтал отыскать Коленька, с собой в могилу. Маэстро прислушался к себе и не нашел в этой новости ничего утешительного.

Калидас торопливо пересек набережную Мойки, поминутно оглядываясь. Подсветка в центре города работала исправно, но архивариус все равно чувствовал себя неуютно. Он знал, что даже фобия такая есть – боязнь темноты, но в собственной комнате отсутствие света его совершенно не волновало. А вот в чужом, хоть и исхоженном вдоль и поперек районе города она всегда накатывала и каждый раз неожиданно. Калидас в два шага проскочил пост охраны у Нижнего Лебяжьего моста, по привычке запорошив глаза и без того сонному полицейскому.

Он обогнул замок с востока, но к центральному входу не пошел. Там, конечно же, заперто в такой поздний час, и это правильно. Кому надо – тот войдет без лишнего шума и суеты. Входов, в том числе подземных и тайных, в Инженерном замке императора Павла хватало с избытком!

Для старомодного архивариуса, хоть и не замеченного в поклонении царской фамилии, Михайловский замок всегда принадлежал только одному человеку. Не потому, что император в нем жил – и умер – только один, а потому что этот самый император в буквальном смысле вложил в замок душу. Сложную душу и подчас весьма несговорчивую.

Калидас поднялся по ступеням в небольшую пристройку, где дверь запиралась снаружи на изящный, но совершенно бесполезный замок. Впрочем, нежеланных визитеров отпугивала уже сама дверь – тяжелая, старая, с проржавевшими петлями. Любой воришка побрезгует таким входом, ну а туристы на задворки не попадали вовсе, об этом заботились охранники, регулярно перегораживая лентами и решетками какую-нибудь сторону замка. Калидаса решетки не смущали, а дверь, если как следует попросить, открывалась совершенно бесшумно.

Напоследок обернувшись, он скользнул внутрь через небольшую щель – большего и не требовалось. Чувство страха немедленно исчезло, стоило оказаться между старых, изъеденных трещинами стен. Двигаться дальше в непроглядной темноте архивариус не рискнул. Чтобы не щелкать пальцами через каждый шаг, Калидас порылся в складках длинного плаща и вытащил свечу, которая вспыхнула, стоило ему провести над ней ладонью. Хорошо, когда простые хасты удаются с первого раза. Он усмехнулся собственной глупой мысли и двинулся по коридору мимо комнат, занятых под склад ненужного барахла. Некоторые и вовсе стояли заколоченные. У замка императора Павла была не такая уж плохая администрация, но то ли они не умели выбить денег, то ли плохо расходовали те, что получали с туристов. Кроме парадных зал и пары временных выставок, замок стоял не при делах, и Калидас каждый раз раздражался, видя былое великолепие в таком упадке. Ему хотелось блеска – начищенные воском полы, мерцание тысячи свечей в огромной люстре, шуршащие бальные платья, оркестр, робкий шепот влюбленных в темных углах и громогласный бас какого-нибудь отставного генерала. Калидас давал волю воображению, перемещаясь во времена, которых на самом деле Инженерный замок никогда не знал.

Павел прожил в нем только сорок дней.

Черных лестниц в замке было много, и Калидас выбрал ту, что вела в тронный зал императрицы. Ему нравились выполненные в виде арок проходы, которые вели к полукруглой нише, а также ровное, идеально выверенное сочетание белого и красного, который в мерцании свечи отливал благородным, истинно царственным багрянцем. Перед встречей надо было подготовиться – хотя страх темноты улетучился, а свеча горела ровно, он все равно старался держаться подальше от окон. Ему чудились шорохи, которые на поверку оказывались всего лишь сквозняком или играми привидений. В замке было целых пять тронных залов, и Калидас никогда еще не встречал императора в других, кроме двух его собственных. А, может, правду говорят, что Александр знал о заговоре и все одобрил? Впрочем, Калидас давно усвоил правило – быть призраком и знать правду совсем не одно и то же. Он выскользнул из приемной императрицы и поспешил миновать огромный и пустой Столовый зал. Хоть бы стол поставили, раз уж оставили прежнее название.