Анна Баганаева & Co - Знакомьтесь, мой текст. Сборник лучших работ участников онлайн-марафона

Я особенно боюсь момента извлечения списка Оставленных. В нем все те, кто нуждался во мне, но так и не дождался. Несостоявшаяся рыбалка с дедушкой, забытая встреча с больным однокурсником. Последний телефонный разговор с братом, вялый и пустой. А потом их всех не стало.

С возрастом мерзавец становится настырнее, вываливает на стол все больше доказательств моей несостоятельности. Да, он прав. Но он просчитался кое в чем. Я не просто привык к его заплечному присутствию. Упущенные Возможности стал мне полезен и необходим.

Эта ищейка будит во мне дремавшие силы и спортивную злость. Заставляет двигаться вперед, принимать важные решения прям вот сейчас. Он напоминает мне, что мне уже 41. И надо жестко перетряхнуть жизнь. А то через пару—тройку лет будет сложно что—то менять. Так что мы с тов. Упущенные Возможности еще поработаем, хочет он того или нет. Но теперь я тут главный!

– Боюсь, у меня больше нет фантазии, – сказала я как—то вечером.

– Ну так иди и найди! – Дариша требовала придумать новую сказку.

И я пошла. Делаю вид, что ищу. Вдруг слышу на кухне кто—то жует. Захожу. Так вот же, Фантазия моя. Сидит пироженки ест.

– Ты чего здесь сидишь? Щеки наедаешь? Пошли быстрее, там сказку просят.

– А я не могу сама встать. Смотри, какая я.

– Большая. Это хорошо, мне сейчас как раз большая фантазия нужна.

– Большая?! Да я просто жирная! И помочь тебе ничем не могу. Фантазию тренировать надо, а ты меня запустила. Вот одна моя знакомая фантазия работает во всю, а я у тебя даже подняться не могу.

– Ты всегда сама как—то тренировалась. Что произошло?

– Раньше мы с тобой всегда что—то придумывали, так и тренировалась. А потом твоими друзьями стали «штампы». Оказалось, с ними проще жить. Думать не надо, делай, как они говорят. Смотри, куда ни ткни всюду они.

Фантазия стала усердно тыкать в меня своим липким пальцем:

– вот штамп – хорошая мама все свое время посвящает детям;

– вот штамп – закончу с делами, а потом займусь мечтами;

– а вот мой любимый – вдохновения надо сидеть и дожидаться.

И тут хотела бы я написать, что вдруг все осознала, Фантазия по щелчку пришла в форму, мы поцеловались и зажили счастливо. Но кубики на прессе в один миг не появляются. Так и Фантазия страдает и «отжимается». А как вы свою тренируете? Или тоже в клубе «жирненьких»?

– Каждый должен знать свое место, глупец! – Селезень Синее Крыло клюнул Утенка прямо в затылок.

– Но я же никому не мешаю! – робко промолвил он. – Лишь чуть потренируюсь! – очень уж малышу хотелось взлететь.

– Нет, мешаешь! – не выдержал старый Селезень Красный Глаз. – Был тут один уже такой! Гадкий, как индюшонок! Так вот он взял и улетел!

– Да—да, – подхватила толстая Индоутка. И что потом началось! Смута и беспределица! Всех тогда как подменили – вздумали летать учиться!

– Так тот оказался Лебедем, а нам куда? Это сложно! – отметил Зеленое Перо.

– Но возможно? – радостно пролепетал Утеныш. – То есть мы все—таки можем летать?

– Можем, не можем – какая разница? Не всем же летать – должен кто—то и яйца высиживать, и к празднику хозяев пузо да лапы нарастить! – мама—утка схватила Утеныша под крыло и громко поучала, чтобы смягчить гнев птичьего двора.

– Пусть тренируется, – вступился дома Отец—Селезень.

– Пап, а если я не смогу, ты разочаруешься?

– Ну что ты!.. Послушай.

Они пошли по двору. У каждого семейства папа останавливался и указывал то на отца—селезня, то на старшего сына, реже – на матерей—уток, и рассказывал их историю. Когда—то они были молодыми и тоже мечтали летать. Селезень Синее Крыло слишком строг был к себе и испугался, что полет будет неотесанным, неловким. Красный Глаз взлетел, но сил хватило лишь вокруг двора покружиться. Зеленое Перо побоялся, что поднявшись, упадет обратно – курам на смех. Индоутка уже было взлетела, да мимо пролетали Лебеди, и она стушевалась – кто мол, такая, чтобы пытаться.

Дослушав рассказ, Утеныш вскарабкался на жердочку и громко прокрякал:

– Я хочу научиться летать! Я понял – здесь все хотят, но что—то всегда мешает. – Так вот я готов до старости падать с этой жерди, учась полету. Лучше провести жизнь в стремлении взлететь, чем просто наращивать мясистость для супа.

Куры засмеялись и закудахтали над его пылкой речью, но Индоутка так толкнула одну, что все тут же прикрыли клювы.

– Смотри, – после долгого молчания не выдержал Красный Глаз. – Корпус лучше держать вот так…

Неожиданно обидчики стали лучшими Учителями, ведь всем иногда важно вспомнить, что главное – путь к Мечте, а не то, что получится в итоге.

КАМЕННЫЙ БУДДА

Будда строго смотрел на меня сверху вниз. Это был огромный массив серого мрамора с белыми прожилками, и даже глаза у него были каменные.

В руках у меня были листы бумаги с новым рассказом, который я несла в мир – за дверь, которую охранял Будда. Под его пристальным взглядом я вдруг почувствовала, как спокойное тепло в груди сжимается до размеров завядшего одуванчика.

– Что несешь в мир? – требовательно прозвучал густой голос.

– Да я тут вот некоторые свои мысли описала художественным образом… Я вдруг почувствовала себя маленькой глупой девочкой.

– Соответствует ли твое творчество высоким стандартам, заявленным классиками? Несет ли оно в себе семена разумного, доброго, вечного? То есть, – здесь Будда даже наклонил голову, – сделает ли твое творчество этот мир лучше?

– М—м, я на это надеюсь… Конечно, я бы этого хотела… Насчет соответствия стандартам я, правда, не уверена… Мои письмена мне самой уже казались дерзкой и ненужной затеей.

– Положи рукопись в долгий ящик под моими ногами, я прочитаю и приму решение потом.

Я вдруг поняла, что «потом» никогда не наступит.

– Уважаемый Будда, могу я задать вам вопрос? Невнятный глухой звук в ответ. – Я знаю, что вы – это часть меня. Почему вы не пускаете мои произведения в мир? От чего вы меня охраняете?.. Мне почудился легкий треск, а в воздухе как будто прибавилось пыли…

– Я… Я – твой внутренний критерий для высокого звания творца… И я должен быть высоким, потому что мир и так полон бессмысленности и дешевки…

– Это очень высокая и важная роль. Спасибо, что заботитесь о том, чтобы наполнить мое творчество смыслом и красотой.

Треск усилился, с головы Будды посыпались камешки размером с горох. – Но твоя требовательность очень угнетает меня. Ты как будто обесцениваешь все те простые милые вещи, которые мне хочется делать.

Голова Будды лежала у моих ног. Сейчас крошился его широкий торс. – Ведь красота и смысл могут быть и в цветке, и в бабочке – даже когда я описываю их неумело, но с искренним восхищением.