Маруся Гагарина - Книга моих побежденных страхов. Зажмурься, улыбнись – и ты снова в детстве!

Пастух прижимает раненую руку к груди и глухо стонет. Поднимаю с земли длинную хворостину и замахиваюсь на собаку:

– У, негодная! – ветка, протяжно вжикнув, разрезает воздух. – Плохая, плохая! – негнущимся пальцами прицепляю поводок. Лайма грозно рычит, крутит мордой. В меня вселяется решимость:

– Мишка, Вань! – мальчишки уже рядом.

– Эх, и сильно прокусила!

– Вообще, смотри, тут уже лужа натекла!

– Хватит болтать! – командую я. – Ведите его к бабе Рае, быстро!

Ванька в шестом классе, Мишка, как я, в третьем, но оба высокие и крепкие. Покидают поле боя медленно: мужчина шатается от слабости. Козы нервно семенят за ними – со стороны посмотреть – странная процессия!

Маленькая Наташа плачет: ей только четыре, Ксеня пытается успокоить малышку:

– Лайма хорошая, просто чужих не любит, не плачь! Манька! – я поднимаю голову. – Вот это ты храбрая, а! Я бы сразу растерялась, рот открыла!

– Угу, – угрюмо киваю я, пнув ногой земляную кочку. Колени трясутся, пальцы сжимают испачканный поводок, моя лохматая подруга пристыженно сопит прямо у меня за спиной, а я вслух громко и властно (насколько могу в данный момент) приказываю:

– Домой!

У калитки отец. Подхожу к нему почти вплотную, передаю веревку поводка и чувствую, как мои губы дрожат, понимаю – слишком заметно:

– Папа, а она… а я… – не в силах больше сидеть внутри мой непрожитый страх вырывается наружу бурлящим потоком слез.

– Молодец, молодец, – широкая ладонь гладит меня по макушке. – Я знаю всё, несильно она его, разберемся… Не растерялась! Ты такая смелая!…

Смелая? Я? Кто бы мог подумать, что через несколько лет от храброй отчаянной Маньки не останется ничего?

А у вас есть лучший друг?

У меня есть – Мишка! Темные растрепанные волосы, карие глаза, младше меня на десять месяцев, любит апельсиновый фруктовый лед и лазать по деревьям. Еще он никогда-никогда не плачет, не умеет, наверное. Ну, или очень мужевтс… мужисты… мужественный – вот! Короче, он – мой супергерой!

Когда городские ребята уезжают, мы почти не успеваем соскучиться. Оно и понятно, ведь мы есть друг у друга и этого вполне достаточно. Ванька с соседней улицы как-то назвал нас сладкой парочкой, за что потом здорово получил! Мы – не парочка какая-нибудь, а друзья, пусть знает себе!

В июле у Мишки юбилей, целых десять человеческих лет, а это совсем не шутки! И к столь знаменательному событию Мишкин дядя преподнес любимому племяннику новый футбольный мяч – кожаный, сверкающий черными и белыми пятнами, как и полагается любому уважающему себя мячу. За праздничным столом мы думали не о торте, увенчанном масляными розочками, а о побеге на наше поле, чтобы, наконец, опробовать подарок в деле.

– Чур, я на воротах, – голос друга звонким эхом проносится над пустырем, – А потом смена игрока. Мань, бей уже давай!

Я изо всех сил ударяю по мячу. Мишка молнией бросается в угол воображаемых ворот (ими нам служат два деревянных столбика) и через мгновение вижу его испачканную, но счастливую физиономию:

– Спорим, ты так не сможешь? Я ж мальчишка, лучше ловлю, и скорость выше, да я…

– Бей! – встаю на ворота, страха нет никакого, каждая клеточка моего существа готова к бою. – Только учти, если поймаю, ты проспорил! И сделаешь все, что я скажу, идет?

– Идет! – легко соглашается он. – Все равно же проворонишь!

Слышу звонкий хлопок. Почему, когда мяч летит на тебя, кажется, будто он заслонил собою все небо? Расставляю руки и зажмуриваюсь… Есть! Он мой!

– Поймала-а-а-а-а! – вне себя от радости воплю я. – Ну всё, проспорил, значит!

По лицу вижу – расстроен, но виду старается не подавать.

– Ну, чего там ты придумала, говори.

– А! – потираю руки я. – Ты ж говоришь, отличный игрок, так?

– Ну… – неуверенно тянет он, – Так..

– Тогда беги во-он туда, где сосна, и оттуда подавай. Долетит до меня, значит, и вправду хорошо бьешь!

– Согласен, – лицо его становится серьезным, брови сдвинуты. – Так я пошел?

Киваю. Мишка хватает подарок и во всю прыть несется к указанной точке. Внутренне посмеиваюсь: сейчас посмотрим на этого футболиста!

Вдруг стремительно удаляющаяся фигурка моего лучшего друга пропадает из виду. Упал! Вот, растяпа!

– Ой-ей, – беззлобно хохочу я, – Таких в команду не берут!

Однако Мишка не торопится подниматься. Темный тоненький силуэт лежит на земле. По спине пробегают противные колючки, в горле моментально образуется пустыня, а ног не чувствую совсем – будто одолжила их у старенькой бабушки Зины, живущей в начале нашей улицы.

– Ми-и-ш, – кричу я. – Хватит твоих шуточек!

Нет ответа. Бегу, лечу, клянусь, в тот момент у меня были огромные крылья. Длинные ресницы опущены, руки-ноги разметались по мягкому травяному настилу. Решение приходит в долю секунды: собрав все возможные силы, я хлопаю его по щеке. Мишка, наконец, приходит в себя, в глазах читается боль.

– Маня, – шепчет он, – Манечка… Нога.

Перед глазами у меня все плывет, когда выхватываю из общей картинки две яркие детали – «розетку» из разбитой бутылки, вкопанную в землю, и то, что несколько минут назад было вполне себе целой ступней в зеленой кроссовке, а теперь – что-то красное и мокрое.

Я ненавижу себя и мяч. Себя – больше.

– Вставай, держись за меня! Нам домой надо!

– Ага, я доскачу на одной, – скрипит зубами друг, пошатываясь. Ни слезинки – вот, где настоящая сила!

Мы двигаемся со скоростью улитки, кажется, даже мир замедлил свой ход, а в голове стучит глупый, но на тот момент очень важный вопрос: «Сколько литров крови у Мишки еще осталось?»

Помню противную сирену скорой, я хлопаю своего лучшего друга по плечу и повторяю:

– Хорошо, все будет хорошо.

– Спасибо тебе, Мань. Ой, а мяч-то я там оставил!

Конец июля – чудесное время! Больше не надо ходить в школьный лагерь, можно спать, сколько вздумается, и гулять допоздна. Тонкий солнечный луч прямой наводкой попадает в глаз, и, окончательно проснувшись, я вижу, как танцуют на сияющей дорожке сотни пылинок. Сладко потягиваюсь на простыне с утятами, а потом иду на кухню – завтракать. На дверцу холодильника примагничен листочек, исписанный маминым мелким почерком: «Доброе утро! Сегодня нужно собрать смородину с трёх кустов. Удачи! Мама.» Она регулярно оставляет такие, чтобы её дочь, вырвавшаяся на долгожданную свободу, помнила о домашних обязанностях.