Максим Долгополов - Россия должна жить

– Вы нужны делу революции и освобождения России, – сказал адвокат. – Мы не хотим потерять вас, а также доступные вам возможности.

Павел смутился и сказал, что хотя по-прежнему остается владельцем фабрично-торгового дома, с серьезно пониженной капитализацией, но непосредственно распоряжаться доходами пока не имеет права. Его вряд ли оправдают, а пока он в тюрьме, делами будет распоряжаться ближайшая наследница – двоюродная тетка-вдова, которая уже приехала из Петербурга с детьми и намерена по суду вступить в управление домом.

Адвокат предложил Павлу самому передать управление своей тете, а выйдя на свободу – отобрать. Но для того, чтобы тетя вступила в управление без суда и промедления, она должна согласиться перечислять четверть дохода на определенный счет. Юридические перспективы тетки туманны, поэтому такой вариант должен ее устроить.

Что же касается самого Павла, то один из рабочих во время схватки застрелил полицейского и приговорен к смерти. Он уже согласен дать показания, что Боевая организация принуждала фабриканта под угрозой убийства не замечать лабораторию. Поэтому Павел Никитин виновен лишь в том, что не осведомил полицию.

– Бедняге терять нечего, – добавил адвокат, – пусть сделает полезное дело для партии.

– А что можно сделать для этого рабочего? – с надеждой спросил Павел.

– Мы пообещали ему, что организуем побег в ночь перед исполнением приговора, – сказал адвокат с еле заметной усмешкой.

Павлу на одну секунду стало тоскливо, как в тот давний вечер, когда он ездил в аптеку.

По пути на вокзал пели песни. В поезде песни смолкли. Офицеры ругали бунтовщиков, а также тех, из-за кого начался бунт, – местную буржуазию.

– Открыли мануфактуры, а нормальные квартиры для пролетарьята строить не стали, – говорил Чижов. – Грюндеры (чемоданные инвесторы) приезжают в Лодзь через германскую границу, фабрику откроют, платят зарплату работникам раза в два меньше, чем у себя. Потом эсдеки в Германии зовут рабочих нарядно одеться и по улице гулять с протестом, а в России – идти на баррикады.

– Навалить бы на Лодзь фабричную инспекцию, проверить фабрикантов, немчиков да еврейчиков, – заметил другой офицер.

– И чинуш, которые им позволяют себе в Германию доход качать, а нам оставляют бунт.

Александр слушал и молчал. Спорить было не о чем.

Когда высадились в Лодзи, стало совсем не до песен и споров. В городе шел бой – доносилась непрерывная ружейная стрельба. Несколько раз ее заглушили разрывы орудийных гранат.

«Ругаем чинуш, – мысленно проворчал Александр, – а сами не запаслись картами города». По крайней мере, он такую карту не видел.

Если начальство в мыслях поругивал, то противника – не понимал. Повстанцы – дружины эсдеков и польских националистов – напоминали брошенный гарнизон. Нет надежды на победу и на помощь извне. В училище, как поступить в такой ситуации, любой преподаватель, пусть самый заслуженный генерал, сказал бы сразу – сдаваться. Требовать почетной капитуляции, немедленной помощи раненым, личной неприкосновенности. Впрочем, какая личная неприкосновенность при мятеже? А свое командование рядовые повстанцы, возможно, и в глаза не видели.

Потом все посторонние мысли исчезли. Рота Александра получила приказ ускоренно двигаться в сторону Восточной улицы. Но через три квартала натолкнулась на баррикаду. Вестовой помчался к командиру полка требовать артиллерию, рота расположилась на небольшой площади. Противник достраивал баррикаду – груду бочек, разломанных извозчичьих дрожек, бревен и досок. Иногда постреливал из охотничьих ружей и револьверов, но без результатов.

Опаснее оказался стрелок, засевший в мансарде углового дома. У него была винтовка. Патронов захватил с запасом, стрелял три-четыре раза в минуту и время от времени попадал. Двум залегшим рядовым прострелил руки и ноги, тяжело ранил унтера, потом убил рядового. Дойти до дома и обезвредить его значило попасть под огонь с баррикады.

Капитан сновал среди подчиненных, толкал, требовал, чтобы ложились. Внезапно замер, провел рукой по шинели, охнул, сдавленно выругался. Александр подскочил к нему.

– Принимай команду. Жди артиллерию или сам решай, – тихо сказал начальник.

Капитана унесли. Мансарда молчала минуты две. Александр подумал было, что у стрелка закончились патроны, но тот просто радовался удаче. Потом возобновил пальбу. Еще один солдат завертелся на мостовой, хватаясь за простреленный бок. К Александру подошел унтер.

– Вашбродие, дозвольте обратиться, – быстро сказал он, опасливо поглядывая на мансарду. – Двинуть надо, назад или вперед. Нам укрытия нет, а сколько у этого патронов – Богу вестимо.

«Поставили здесь, как начальство поставило полк князя Андрея на Бородинском поле, под вражий огонь», – ворчливо подумал Александр.

И тут же сообразил, что он сейчас сам начальство. И люди стоят под огнем по его воле, а значит, по его вине. Солдатика только что из-за него ранили.

На решение ушло несколько секунд. Отдал приказ унтерам и, когда понял, что они разнесли его по залегшим солдатам, вскочил, выхватил саблю, не забыв расстегнуть пистолетную кобуру.

– Вперед! Урраааа!

И понесся к баррикаде.

Слышал от офицеров давних войн, что самое главное в эту секунду – не оглядываться. А самая приятная музыка – не оглушительное «уррааа» сзади, а топот догоняющих ног.

Александра не только догоняли, его и перегоняли. Секунд через десять он бежал среди толпы.

Расчет оказался верным. Противник только что свалил фонарный столб и, отложив ружья, пытался втиснуть его в основание баррикады. Может, не ждал атаки до подхода артиллерии. В любом случае растерялся. Не сразу взялся за оружие, стрелял не дружно и не метко. Когда же до бегущих солдат оставалось шагов двадцать, кинулся наутек.

«Если бы продвигались ползком, перебежками, потери были бы больше», – подумал Александр, карабкаясь по огромному дубовому шкафу из разгромленной лавки. Пока лез – уронил саблю, она провалилась в деревянный завал. Не стал искать, выхватил револьвер.

Убегавшие враги кинули две бомбы. Одна рванула где-то в стороне, другая пролетела у плеча Александра, упала за спиной, между ним и баррикадой, покачиваясь на мостовой. Азарт победил страх: не ложиться же! Александр рванул вперед, промчался несколько метров, услышал за спиной глухой удар. Осколки миновали, только взрывная волна подтолкнула в спину, и он заскочил в подворотню трехэтажного дома, куда только что метнулись двое убегавших. Подворотня вывела в узкий двор.

Мгновенье назад рядом с Александром бежали солдаты. Теперь он остался один.

Беглецы поняли это. Мужчина в высокой шапке оглянулся, скомандовал: