Марк Кутроу - Два рассвета в один день

**********

Еще каких-то девять месяцев назад я работал преподавателем немецкого языка в одном из алматинских университетов. И чтобы заниматься любимым делом, не беспокоясь о том, на что мне прожить до следующей получки, я в свободное от преподавания время подрабатывал водителем такси. И это не могло не утомлять меня. Преподавание тоже требовало немалых усилий и энергии. Подготовка материала для уроков и проверка домашних заданий в принципе приносили мне такое же удовольствие, как и сам процесс занятий, но эта бесконечная бумажная волокита с табелями успеваемости и календарными планами уроков, эти бессмысленные планерки у декана, на которых что-то действительно важное обсуждалось всего лишь один-два раза за семестр; это вопиюще хамское отношение к преподавателям со стороны муниципалитета – все это душило меня, я с трудом терпел, и меня тошнило от осознания того, в каком унизительном положении находятся представители столь благородной профессии. И только лишь в своих занятиях я находил умиротворение. Мне нравилось общаться со студентами, быть косвенной причиной их духовного и нравственного развития. А еще я любил немецкий язык, к которому проникся еще во втором классе и который изучал на протяжении пятнадцати лет. И, когда мне удавалось заразить кого-нибудь из студентов страстью к языкам, когда я видел распаляющийся огонь в их глазах, мной овладевало эстетическое блаженство, граничащее с профессиональным экстазом. Поэтому я всегда стремился создавать непринужденную обстановку и относился к студентам, как к своим давним приятелям, которые заглянули ко мне в гости. Мы часто обсуждали на немецком разные темы, которые волновали моих студентов: иногда серьезно, а порой и подшучивая друг над другом; вместе выбирали книги для чтения и смотрели фильмы. В общем, все было замечательно, и я забывал на время про возмущение и негодование, в которые я впадал всякий раз после общения с моим руководством. Но, оказалось, что у меня тоже, как и у любого человека, есть определенная грань терпения, за чертой которой я и оказался, стоя на центральной площади в сырое воскресное утро под моросившим сентябрьским дождем – городские власти в очередной раз проводили мероприятие в честь какого-то никому не нужного события. И для создания впечатления массовости, как это было давно заведено, под страхом увольнения собрали всех учителей города. Я стоял в толпе прозябших до мозга костей коллег и от злости, чертыхаясь, мысленно ругался:

«По какому праву нас загнали сюда, как стадо баранов?! Почему мы должны тратить свое личное время на этот фарс?! Какого черта я должен слушать эту отвратительную музыку, от которой у меня сначала рассыплется на мелкие кусочки мозг, а затем мои барабанные перепонки разорвутся ко всем чертям собачим?! С какой это стати я должен в свой выходной мерзнуть здесь, бесполезно прожигая свое время?! Почему я не могу сейчас лежать на диване и в уютной домашней обстановке читать книгу, попивая горячий кофе?! В конце концов, я мог потаксовать и заработать немного денег!»

Оскорбившись этой несправедливостью, я решительно настроился покинуть этот балаган. Пробиваясь через скопище поникших и унылых учителей, я направился к месту, где была припаркована моя машина. Я уже видел свою машину – «чудо» российского автопрома, которое доставляло мне больше хлопот, чем наслаждения от тех редких случаев, когда я имел возможность прокатиться на ней с ветерком, не боясь непредвиденных поломок. Я достал ключи из кармана брюк и уже прикидывал, чем же мне сегодня занять себя. В момент выбора меню на обед, кто-то дернул меня за рукав пальто. Я обернулся и увидел перед собой заместителя декана – женщину, к которой я испытывал сильную неприязнь из-за ее на редкость стервозного характера.

– Куда это Вы собрались, Аян?

– Доброе утро, Гульнар Канатовна! Как Вам сегодняшняя погодка? Вы не находите, что это чудесное утро навевает ностальгию по Лондону?

Госпожа зам. декана была весьма недалеким человеком и не разгадала иронию в моих словах:

– При чем здесь Лондон?! Вы куда собрались, я спрашиваю!

– Знаете, я не совсем хорошо себя чувствую. Я, пожалуй, поеду домой, а там потом решу, куда мне будет угодно собраться. Во всяком случае, трудовое законодательство Республики Казахстан не запрещает мне в выходной день свободно перемещаться по городу.

Не найдя, чем мне ответить, она сверлила меня полными ненависти глазами, и мне показалось, что будь у нее под рукой какой-нибудь тяжелый предмет, она бы с радостью ударила меня им.

– Вы еще что-то хотели? – спросил я, все больше раздражаясь ее ничем неоправданным высокомерием.

– Нуртаеву из 317 группы надо исправить балл за прошлый модуль. Всё. Свободны, – надменно процедила она, скрестив руки на груди.

– Вы серьезно? Я не буду этого делать. Во-первых, он не посещает мои занятия. Во-вторых…

– Никаких во-вторых! – грубо перебила она меня. Я стиснул зубы, собирая остатки своего терпения, и продолжил:

– Во-вторых, он и двух слов не может связать на немецком языке. Это, как минимум, несправедливо по отношению к другим более старательным студентам.

– Вы должны поднять ему балл. И точка.

Этот разговор выжал из меня последнюю каплю самообладания, и я уже не смог удержать в себе возмущение, которое так и распирало меня. Посмотрев ей в глаза, я заговорил подчеркнуто сухим тоном, вкладывая все свое презрение в каждое сказанное слово:

– И сколько он Вам заплатил, госпожа заместитель декана? Надеюсь, достаточно много для того, чтобы оплатить услуги адвоката, который в скором времени Вам понадобится. Я завтра же отправлюсь в комитет по борьбе с коррупцией.

Я развернулся и спокойным шагом удалился в сторону машины. Она на некоторое время затихла, находясь в замешательстве, но потом обрушилась на меня бурным потоком угроз и оскорблений. Но я уже не обращал на нее внимания и с невозмутимым видом сел в свою колымагу, со второй попытки завел двигатель, подождал пару минут, пока тот не прогреется и уехал домой, постепенно остывая под Романс Неморино 5 5 «Потаённая слеза», Романс Неморино – ария из оперы Гаэтано Доницетти «Любовный напиток». в исполнении Лучано Паваротти.

На следующий день я написал заявление об увольнении по собственному желанию. Отработав положенный мне срок, я попрощался со студентами и оставил дело, которое являлось для меня нечто бóльшим, чем просто профессией. Но я не отчаивался. Я разослал электронные письма с моим резюме в десятки учебных заведений тех стран, в которых отношение к преподавателям в корне отличалось от того, что приходилось терпеть моим казахстанским собратьям по призванию. Я понимал, что шансы были очень малы, но я не мог не попробовать. К тому же, я был объективно достойным кандидатом: имел высшее филологическое образование, степень магистра, которую я защитил во франкфуртском Гёте-Университете; тем более у меня был какой-никакой опыт работы, и помимо немецкого я владел также и английским языком, а главное, у меня была неутолимая жажда к преподаванию.