Андрей Глебов - Ловушка для Хамелеона

«А все бегут, бегут, бегут, а он горит!», – заливался певец под шлёпанье сотен прогаров по мокрой палубе.

Дыхание жизни и пот разгорячённых тел просачивался в микротрещины крейсера, реанимируя его механизмы и агрегаты. Морской исполин выходил из ночного анабиоза.

Маркову вдруг почему-то вспомнилось, как его чуть было не заставили учить «Яблочко» для выступления на концерте, приуроченного к ноябрьским торжествам. Кое-как отвертелся. Тогда его сунули в другой номер, и в компании таких же, как и он салаг погнали на праздничный концерт. Разумеется не в качестве страстных поклонников эстрады. Был приказ исполнить песню в доме офицеров силами матросского хора, сколоченного на скорую руку. Вот стыдоба-то была! Вот позорище!

Редчайшее зрелище, не зафиксированное кинодокументалистами: матросики с замученными выражениями лиц и в сидящих колами парадках, отражали лысыми черепами слепящий свет рампы и разевали голодные рты, выталкивая наружу вызубренный текст культовой песни: «Ленин всегда живо-о-ой! Ленин всегда с тобо-о-ой! В горе, надежде и радости-и-и!».

От гримас и рёва морских котиков со сцены морские волки в зале с трудом прятали улыбки, а их наряженные жёны давились от едва сдерживаемого смеха. Из этого антипода хора имени Верёвки мог бы получиться коллектив «Мы из Кронштадта» с лебединой песней у обрыва, ну а так, по мнению замполита, вышел вполне пристойный номер матросской самодеятельности.

«А почему, почему, почему был светофор зелёный?» – энергично вопрошал певец из динамика.

«По кочану! – злобно отвечал ему в мыслях Марков, продолжая согреваться прыжками и похлопываниям ладонями по телу. – Скоро сам тут как светофор буду зелёным!».

Конский топот на вертолётной площадке прекратился. Конкур сменился физическими упражнениями. «Раз-два, три-четыре!» – слышалась команда, и Марков, чтобы разогнать кровь по закоченевшему телу, стал подпрыгивать и прихлопывать под счёт.

– Что за цирковой номер?

Увлёкшись, он не заметил, как с берега по трапу прокралась тень.

Марков моментально обернулся и замер, вытянувшись в струну.

– Пляска святого Витта? – офицер особого отдела Рюмшин смотрел на него своим обычным бесстрастным и холодным взглядом флегматичного палтуса.

– Никак нет, товарищ капитан-лейтенант!

– Тогда что? Вальс диареи? Или напротив? Полька запора?

– Так, разогревался.

– Забыл корабельный устав, пассажир? Или это сознательное правонарушение? Смотри у меня, живо приведу к меридиану.

– Виноват!

– А как же! – подхватил особист. – У меня, Марков, не бывает без вины виноватых! Вот ты мне только признайся. – Он подошёл к матросу вплотную и вцепился пятернёй в надраенную до золотого блеска бляху, – Магеллан, твоих рук дело?

Магеллан был любимчиком старпома Грицаева, слывшего апологетом корабельного устава и фанатиком воинской дисциплины. К матросам он был суров и не всегда справедлив. Единственное существо, к которому он проявлял снисхождение и даже (как поговаривали) позволял себе выказывать тёплые чувства, был белый говорящий какаду, взятый под широкое и сильное крыло второго человека на корабле.

Три дня тому назад Грицаев обнаружил в потайном месте боевого поста секретчика шесть дембельских альбомов, среди которых был и раритет Маркова, и ничтоже сумняшеся демонстративно вышвырнул их за борт. Снять со связки заснувшего уборщика старпомовской каюты заветный ключ, прокрасться во вражье логово, открыть клетку и выпустить попугая в иллюминатор – было, как это принято называть, делом техники.

Освобождение птицы из неволи превратилось для матросов в корабельный праздник, для ключника – в адский кошмар, а для бесновавшегося Грицаева – в чёрную полосу бессильной ярости.

Марков сильно рисковал, но месть должна была состояться.

– Магеллана я не трогал, – соврал матрос с честными глазами. – Я не сумасшедший, чтобы подписывать себе смертный приговор.

– Не трогал, говоришь.

– Хуже казни не придумать, чем стать личным врагом товарища старпома.

– Это верно. А что там у тебя с подготовкой к экзаменам? Не запустил?

– Никак нет! Подготовка идёт согласно утверждённому вами графику, товарищ капитан-лейтенант!

– Вот! – одобрительно кивнул Рюмшин. – Зайдёшь ко мне после вахты в каюту.

– Есть!

Особист, мягко ступая начищенными ботинками, бесшумно удалился. Марков шмыгнул носом, поправил ремень со штык-ножом и повернулся всем корпусом в сторону трапа. Каплея он зевнул. Хорошо, что обошлось. Не пропустить бы ещё кого.

Глава 9. Смотрины

Нахальный мартовский луч беспардонно протиснулся в узкую портьерную щель и полоснул солнечным клинком по массивному столу. Чёрные зрачки сидевшего в кресле человека вонзились в золотой рубец, а правая рука воткнула перьевую ручку в миниатюрное жерло канцелярского бюро и гневно сжалась в кулак.

Это был кулак воина, в чьих жилах текла кровь кровожадных кипчаков, совершавших опустошительные набеги на кочевые станы соседних племён и дальние оазисы богатых поселений. Потомок беспощадных нукеров вскочил на ноги, метнулся к окну и задёрнул штору. Он не терпел вольностей: ни от подчинённых, ни от природных явлений. На его плоском, как сковорода лице бугрился высохший пергамент суровой непроницаемости, а из бойниц глаз целили воронёные дула пистолетов.

Маленькое, но крепко сбитое квадратное тело, с белой рубахой на её верхней части, повернулось затылком к занавесям и заложило за спину руки.

– Так! – исторгнутый звук степного волка известил о новом раунде диалога. –Продолжим! В каких войсках служил?

– В войсках связи.

– Кем?

– Радистом.

– Азбуку Морзе знаешь?

– Так точно. Специалист 1-го класса.

– Хорошо. Это тебе пригодится. Как учился в школе?

– Нормально.

– Это не ответ!

– На четыре и пять! Но в аттестате две тройки. По химии и алгебре.

– Какой средний балл?

– 4,7.

Крупная чёрная голова с коротким «ёжиком», густо посыпанным солью седины едва заметно кивнула и заговорила на нерусском:

– Ду ю спик инглиш?

Едва не вырвавшееся: «Дую! Дую!» пришлось подавить лёгким кашлем.

– Йес, ай ду! – ляпнул Острогор и похолодел. Сейчас его припрут к стене и разделают под орех. Английский им преподавали через пень колоду, учителя менялись как перчатки, и итоговая оценка была поставлена «на глаз».

– Так! А как Джамбул назывался раньше?

– Тараз, – у Сергея отлегло. – Еще прежде – Ауле Ата.

– А где мавзолей Кара Хана?

– В районе стадиона Динамо, – Сергей удивился столь лёгким вопросам.

– А Айша Биби?

– За городом. В селе Головачёвка. По легенде она ехала к хану, чтобы выйти за него замуж. Но во время пути на последней стоянке её укусила змея. Там её и похоронили.