Анастасия Рогозина - Рефлексия чувств

Ко мне иногда приходила тетя Вика. Она рассказывала мне о своем сыне, о том, что мы хорошие друзья еще с детского садика. Тетя Вика говорила, что они с моей мамой очень хорошо общались, что живет Вика в одном доме со мной, что часто будет навещать меня и помогать мне, чем сможет. Я безумно благодарна этой женщине, потому что в часы потрясений она спасала меня от одиночества. Но в некоторые часы покоя, когда Вика не приходила, мне хотелось плакать от одиночества и внутренней боли, от которой не спасали лекарства. Эта боль проявлялась в некоторые моменты, например, когда я подходила к зеркалу и видела шрамы на лице, полумесяцы под глазами и бледно-туманную кожу. Я превратилась в зомби, пока проходила лечение! Мне это жутко не нравилось, и я думала, что в реальной жизни выгляжу именно так. Я не помнила, как выглядели мои темные волнистые волосы; не помнила своих румяных щек; не помнила огоньков в глазах. На меня смотрело лишь чудовище, и убеждало в моей ничтожности.

Кто-то мне сказал, что нелюбовь к себе – странная штука. Ее не заметишь сразу, но спустя время она поглотит твое сознание, и ты утонешь в ненависти. Страшнее то, что после погружения на дно, ты потянешь за собой других людей. Если это движение к ненависти не остановить, весь мир погрузится на дно темного океана.

Я не помню, кто и когда мне это говорил, но фразу я запомню навсегда. Ведь от любви до ненависти всего один малюсенький шаг, который может превратить жизнь в череду неудач. Впрочем, в больнице отношения с соседями не налаживались: пациенты были либо обреченные, как я, либо очень злые и обиженные на жизнь. Было несколько человек, но они то пропадали, то снова блуждали по коридорам. Мне даже начало казаться, что они плод моего воображения; полупрозрачные люди в белых халатах, с улыбками на лице и звонким смехом. Они разговаривали, шутили, веселились на полную. Иногда я задумывалась: либо у меня крыша поехала, либо у этих людей. Странные видения были только у меня, но я точно их видела! Юля сказала, что это побочные действия от лекарств, не более. Что ж, я ничего в этом не мыслю, но эти видения стали лучшей штукой для выздоровления. Мне хотелось поскорее свалить из этого места, от него веяло грустью и болью.

3

День двадцать седьмой.

Я уже потеряла счет времени. Я не знаю, сколько осталось до моего выздоровления, не знаю, что происходит со мной и моими чувствами. Из-за ужасных видений я долго отказывалась от лекарств, но меня заставили выпить все до единой капли.

Я ужасно хочу домой. Но так ли хорошо дома, как кажется? Сейчас у меня нет ни документов, ни денег, ни вещей. У меня ничего нет, кроме рюкзака, который я брала в дорогу, когда мы уезжали к родственникам. По словам медсестры, мои родители погибли. Их не успели спасти; они продержались весь путь до реанимации, ехали около часа, но в самой реанимации не выжили. Сказать, что мне обидно – ничего не сказать. Проснуться в незнакомом месте, в одиночестве, да еще и с амнезией! Чем я могла так нагрешить, что заслужила эти страдания?

Иногда я представляю, что было бы, если бы родители выжили. Как они бы выздоровели, мы вместе справились бы со всеми трудностями. Родители помогли бы мне вспомнить все счастливые и грустные моменты моей жизни; мы бы вернулись домой, и стали жить счастливо. Я б каждый день видела их улыбку, слышала сладкое «доброе утро» и спокойно радовалась жизни.

Жаль, что на самом деле все вышло не так, как хотелось. Суровая реальность меня подвела. Теперь я не только вернусь домой одна, мне придется собрать вещи и поехать к бабушке. Бабушка, папина мама, ни разу меня не навестила, хотя живет в Питере. От нее не было ни слуху, ни духу. Между разговором, Вика иногда говорила, что бабушке плевать на меня. Что она никогда не воспринимала мою мать всерьез, и у них были напряженные отношения. «Кто знает, может, после смерти твоего отца, она изменит свое мнение,» – пожимала плечами Виктория.

– А что ты думаешь по этому поводу? – спросила у нее я. Виктория гораздо старше меня, и ее мнение мне было интереснее.

– Я не знаю всей ситуации, поэтому судить никого не буду, – задумчиво начала она. – Но я думаю, что бабушка слишком контролировала своего сына, а ведь твой папа говорил, что у него есть сестра, – продолжала Вика, глядя в пол.

– Сестра? То есть, у меня есть тетя? Я могу ей позвонить? Она что-нибудь знает о моей жизни, родителях? – сразу засыпала вопросами я.

– Тихо, тихо, погоди, – засмеялась Вика, подняв руки вверх. – На самом деле, он мало говорил о своей сестре, но дома ты сможешь поискать ее номер. Наверняка он есть в телефонной книжке твоего отца.

– Кто-то еще ведет телефонные книжки? – я выгнула левую бровь, посмеявшись.

– Нет, но твой отец был из тех времен, – тётя Вика махнула рукой назад, показывая, насколько древним был мой папа. Мы вместе засмеялись, но ей было пора уходить. Она кивнула на прощание и ушла. Я снова осталась наедине с собой.

Тогда я получила одну единственную зацепку: у меня есть родственники, и возможно, я смогу с ними вязаться. Нужно лишь собрать волю в кулак: я смогу сделать все, что нужно. Я должна найти родственников, маминых или папиных. Это поможет мне восстановить свою память!

4

Настал тот день, которого я ждала все это время: я наконец-то ухожу отсюда. Меня выписывают. После проведения небольшой лекции о том, как стоит переходить дорогу, как спокойно выживать и жить в удовольствие, я забрала свои документы и вышла из больницы.

У этого случая было две стороны медали: с одной, я ухожу из ужасного места, где была одна и не чувствовала любви. А с другой, я по-прежнему одна, без поддержки и любви, только сейчас я в городе, в обществе, к которому нужно привыкнуть.

Мимо меня проходили люди, вечно куда-то спешащие; их сонные лица давали знать, что за работой они не спали несколько дней. В таком большом городе, как Санкт-Петербург, всем плевать на остальных. Все равно, как кто одевается, выглядит, чем занимается и что чувствует. Стрелочка на навигаторе телефона помогла не потеряться в этой огромной толпе, и я спокойна шла по указанному адресу. Мне сказали, что это мой дом. Но я не думаю, что как только я вернусь домой, сразу все встанет на места. Точнее, уже давно ничего не будет, как прежде. После автокатастрофы я не буду как прежде.

Об автокатастрофе мне рассказали в больнице: это причина гибели моих родителей и моей потери памяти. Как выразилось несколько сотрудников больницы: «Неудивительно, ведь в феврале часто происходят автоаварии.» Тогда я усмехнулась; для них это неудивительно, а я уже месяц жила в этом неуютном месте, без родителей и памяти.

Я запомнила разговор с Викой; мне нужно вернуться домой, порыться в вещах родителей (как бы больно мне не было) и найти номера всех родственников, которые могли бы мне помочь. В больнице меня собирались отправить в детский дом, но Виктория напомнила, что у меня есть бабушка, и одна я точно не осталась. Я сотню раз благодарила эту женщину; она спасла меня от одиночества, помогла в трудный момент и продолжает помогать. Похоже, что они с мамой действительно очень хорошо общались.