Владислав Белов - Несостоявшийся рассвет. Повесть

В ту же ночь сверчок запел, не обращая на нас внимания.

– Ишь, распелся, – промолвил Серёжа, – кажется, решил остаться. Понравилось ему у нас.

– А это хорошо? – спросил я.

– Конечно, хорошо! Вот если бы он ушёл, было бы нехорошо, не к добру.

– А какое он добро приносит?

– Ну, как тебе сказать? Просто так говорят: сверчок поселился – значит, к добру. Помнишь, в старом доме у нас тоже были сверчки?

– Ну, – допытывался я.

– Салазки гну. Понял?

– Нет, – откровенно признался я, стесняясь своей недогадливости.

– Эх, ты! Наш старый дом, говорила мама, ещё дед строил, и он вон сколько простоял. Мы замолчали, а сверчок распелся громко, как у себя дома.

– По-моему, он поселился за печкой.

– Да, там ему теплее, – уже зевая, согласился Сергей. Затем он отвернулся от меня и сразу заснул.

Я остался один со своими мыслями. Спать почему-то не хотелось. Сверчок с небольшими перерывами пел мне свою радостную песню, навевая покой и умиротворенность. В этот момент я почувствовал, что сильно люблю этот тёплый родной уголок, эти красные блики огня, исходящие от печки-буржуйки, которые рисовали мне на стенах комнаты фантастические фигуры. Беспокойные тёмные тени в углах уже не пугали мое воображение: там пел добрый сверчок, охраняя наш покой и нашу любовь друг к другу. Я даже немного привстал, чтобы окинуть взглядом этот сказочный мир теней и огня. Тогда я не знал, что пронесу через всю свою жизнь образ этой незабываемой ночи.

И вот мать прислала нам телеграмму, в которой сообщалось, что она приедет в Окунево в начале декабря. Я и Сережа теперь с нетерпением отрывали листки календаря, висевшего на стене, и считали на пальцах, сколько дней осталось до её приезда.

– Тетя Лида, говорила мама, сейчас едет на поезде до самого Омска, а потом будет добираться до нас на машине! – поделился со мной очередной новостью Сережа. – Ты был когда-нибудь в Омске?

– Нека.

– Я тоже не был, – задумчиво произнес он. – Говорят, что Омск большой город. Почти как Москва.

– Да. Мне моя мама рассказывала. Он очень большой!

– Эх! Везёт тебе, – с мальчишеской завистью признался Серёжа. – Вот вырасту, тоже туда поеду.

Желанный день наступил. Анастасия ещё с вечера прошедшего дня замесила тесто, купила на последние деньги в Окуневском магазине бутылку водки и конфет. С утра она нарубила дров, растопила печь и вместе с Катей стала жарить пирожки с капустой. Я и Серёжа ещё спали, но, почувствовав ароматный запах, сразу проснулись.

– Ага! Учуяли, мои карапузики, – рассмеялась Катя.

С того похода за кедровыми орешками к нам приклеилось это прозвище, но мы уже привыкли и не обижались. Она сунула каждому по горячему пахучему пирожку со словами: «Нате вот, ешьте да больше не просите. Скоро тётя Лида приедет».

Мы стали надевать на себя одежду, держа надкусанные пирожки в зубах. Доев их, запили холодной водой и, даже не умывшись, прильнули к покрытому инеем окну. Но причудливые, словно из сказки, застывшие на стекле кристаллики льда мешали нам рассмотреть двор и уличную дорогу. Мы стали по очереди дышать на иней, скрести его ногтями, пока не появилось прозрачное отверстие.

Перед нами открылась часть двора, а за невысоким забором – пустынная улица. Едущей машины и даже людей нигде не было видно. Мы ещё посидели возле подоконника, в надежде первыми увидеть или услышать подъезжающую к дому машину. Затем вернулись к своим играм, изредка поглядывая на окно и прислушиваясь.

Постепенно мы так увлеклись ими, что не расслышали шум подъезжающей к дому машины.

– Мама! Владик! Серёжа! – закричала чуткая Катя. – Тетя Лида приехала. Охнув, Анастасия присела на стоящую рядом некрашеную табуретку со словами: «Наконец-то. Господи, благослови!» – и в чём была, надев на ходу валенки, выбежала во двор. Катя – за ней. Мы же кинулись к окну. Но проделанное отверстие успело подмёрзнуть. Наши пальцы начали яростно скрести его ногтями – но было поздно: голос смеющейся матери, восторженные крики Анастасии и Кати уже раздавались в сенях. Я подбежал к настежь распахнутой двери и застыл на пороге в ожидании. Мать сразу заметила меня и бросилась навстречу.

– Владик! Сыночек. Я так соскучилась по тебе, родной!

Она, не раздеваясь, подхватила меня на руки, занесла в комнату и расплакалась.

В Окунево, дожидаясь обратного отъезда машины в Омск, мы с матерью пробыли ещё три дня. В дом Анастасии зачастили соседи, чтобы посмотреть на Лидку, которая переехала жить на юг в далёкий Пятигорск. Некоторые интересовались, можно ли там устроиться на работу, найти жилье, как с продуктами и тому подобное. Мать подробно описывала условия проживания на новом месте и старалась во время разговора не отпускать меня от себя. Она то прижимала одной рукой мою голову к себе, разговаривая с гостем, то, сидя на табуретке, во время беседы обнимала меня ногами и руками, а я, облокотившись на её сильные ноги, был вынужден (в который раз!) слушать её рассказ о Пятигорске.

Сережа скучал, и было видно, что ему не хватает меня. Он почти не притрагивался к игрушкам и даже один раз показал язык, недовольный тем, что я покинул его.

– Мам! Я хочу с Сережей поиграть. Можно?

– Можно, можно, сынок. Иди, поиграй с ним, – опомнилась она.

– Отвык, видать, от родной матери, – шутливо промолвила собеседница и, вставая, добавила: – Настя-то ему вместо тебя была.

Когда ушла очередная соседка, я краем уха услышал негромкий разговор матери с Анастасией.

– Настя, возьми. Это тебе за Владика. Небось, денег у тебя мало. Возьми! – настаивала мать. Послышалось шуршание бумажных денег и рассерженный голос Анастасии:

– Ты что это, Лида, с ума сошла?! Я за наших с тобой детей деньги не возьму. Ишь, чего удумала! Забери: тебе его ещё назад, вон сколько, везти надо. А в дороге деньги лишними не бывают. А за меня не волнуйся. Я – дома, да и трудодни скоро получу.

– Ну ладно. Не обижайся, Настя. Спасибо за всё.

На другой день мать поехала на попутной машине в Евгащино и привезла мне и Серёже по тёплому пальто и две пары валенок, а Анастасии с Катей – пуховые платки.

– Ну, зачем ты, Лида, так растратилась, – ворчала Анастасия, но от подарков не отказалась, чтобы не обидеть сестру.

Больше всех обновам, конечно, обрадовались я и Серёжа. Примерив пальто и валенки, мы сразу засобирались на улицу, чтобы показаться местным мальчишкам. Они катались на санках возле замёрзшей речки и встретили нас с большим интересом.

– Эй! Смотрите! «Грязнухи» пришли, – крикнул один из них.

«Грязнухами» прозвали семью Анастасии из-за фамилии и бедности, а заодно – и меня.

– Я тебе, Федун, сейчас покажу, кто из нас «грязнуха», – вскипел Серёжа.