Татьяна Володина - Калейдоскоп иллюзий. Сборник рассказов

– Мамочка, не выключай свет, пусть горит!

– Малыш, но уже пора спать.

– Я буду спать, свет пускай горит. Я боюсь спать в темноте.

– Не нужно бояться. Ты просто будешь спать, а темнота – охранять твой сон.

– Мама, а вдруг там кто-то есть, в темноте? Вдруг кто-то сидит там и смотрит на меня, пока я сплю? Вдруг там страшные монстры? Или инопланетяне? Или волчок пришёл из лесу кусать меня за бочок? А может, там Бабай? Или Баба Яга?

– Там никого нет, малыш. В темноте нет ничего такого, чего не было бы при свете.

– Правда?

– Правда.

– А если есть?

– Нет. Правда нет. Темнота не страшная, малыш. Она уютная. Она как мама – обнимает, качает, убаюкивает, чтобы ты сладко спал до самого утра. А детки растут во сне. И ты встанешь утром сильным, бодрым и весёлым.

– Правда?

– Конечно.

Тёплая улыбка матери топит лёд страха, и малыш закрывает глаза, улыбаясь в ответ.

Ночь. Тишина. Малыш смотрит на тихо догорающие звездочки на потолке. Внезапно из коридора раздаётся громкий мяв, потом звук падения чего-то тяжёлого и сдавленный крик: «Пшла вон, зараза!» Он вскакивает и бежит на звук, забыв о том, что боится темноты.

– Мамочка! Мама! Что случилось?

– Ничего, малыш.

– А почему ты на полу и что за звуки это были?

Мать со смехом обнимает малыша и прижимает к себе, поглаживая ему спинку.

– Помнишь, я говорила тебе, что в темноте нет ничего страшного?

– Помню.

– Так вот, я была не совсем права. Кое-что там всё-таки есть.

– Что?

– Самое страшное в темноте – это твоя мама. Особенно когда она случайно наступает на кошку. Всё остальное – так, мелочи. Тебе совсем нечего бояться, малыш.

Серебристый смех малыша сливается со смехом матери. И даже кошка приходит к ним на руки. И во тьме засыпающего Города не остаётся больше ничего страшного.

Пройти по краю. Измождённая, с сухими потрескавшимися губами. С волосами, в которых переплелись огонь и пепел. С худыми жилистыми руками, привыкшими сдерживать порывы, прятать вспыхивающие искры в сплетениях длинных пальцев, украшенных кольцами с непропорционально крупными для них камнями.

Остановиться. Посмотреть на заходящее солнце зоркими глазами, с каждым днём выцветающими, теряющими ту колдовскую, пугающую синеву, что он так любил когда-то. Сморгнуть набегающую слезу, мотнуть упрямой головой. Сжать зубы – до скрежета, до боли. Встретить наступающую тьму с высоко поднятой головой.

День, казавшийся непроходимым в лучах зарождающегося рассвета, прошёл. И ты выжила. Теряя кусочки неверной памяти в борьбе за каждое мгновение, ты выжила. И дождалась последнего луча ушедшего дня.

Но не дождалась того, чего так хотела дождаться.

И всё равно…

Завтра снова будет ещё один долгий день, который обязательно покажется вечностью. И снова не будет надежды на то, что ты сможешь пережить его. Но переживёшь.

Вздрагивая от каждого звука знакомого имени, которым зовут другого. Выдавливая по капле улыбку в ответ на улыбки знакомых. Сдерживая чувства привычными холодными пальцами. Не смотрясь в зеркало. Не плача. Не стеная.

Пугаясь того, что, возможно, уже сама не человек, а только тень.

Но переживёшь.

Ожидая. Зовя. Веря.

Кто знает, на что способна твоя вера и любовь? Может, в далёкой ледяной пустыне, куда тебе нет дороги, он почувствует твоё горячее дыхание? Как жаль, что ты все равно об этом не узнаешь…

Михаил всегда знал, что не свободен и никогда не будет. Все эти разговоры о том, что нужно стремиться к свободе от предрассудков общества, от мнения окружающих, от собственных убеждений и страхов, от сценариев, заложенных в голову в детстве или вообще до рождения, он считал глупостью, потому что точно и определённо знал: даже самый высокопоставленный человек, обладающий огромной властью, зависим от чего-то, что им управляет.

Или кто.

Вот этот – ставленник определённой группы людей, пекущийся о её интересах, и он сделает всё, что ему велят покровители: украдёт, подставит, обманет, убьёт, устроит кризис или развяжет войну.

Этот выглядит здоровым и цветущим, но на самом деле страдает от бессонницы и панических атак, а потому вся его жизнь завязана на таблетках, которые он ест на завтрак, обед и ужин, без которых просто не сможет функционировать.

Вот эта красавица вызывает зависть у представительниц своего пола и огненное желание – у представителей пола противоположного, но и она не хозяйка себе. Она панически боится хода времени, а потому всё делает и делает пластические операции, которые скрывают возраст. Впрочем, и это не спасёт её, потому что время не обмануть.

Этот зависим от денег, этот – от славы, этот – от наркотиков. А эта милейшая и нежнейшая девушка – от любви и одобрения близких.

Михаил знал: все зависимы и все управляемы. Нужно только правильно определить, за какую ниточку дёрнуть. И это было его работой. Он зарабатывал на жизнь тем, что проводил частные расследования, досконально изучал жизнь своих подопечных и находил ту слабость, ту «несвободу», которую его клиенты потом использовали в своих интересах. Честная, но вместе с тем грязная профессия, сродни ремеслу патологоанатома: вскрыть, разобрать на детали, изучить и поставить диагноз. Работа, которую он делал точно и качественно. Работа, в которой он был профи.

Сегодня днём Михаил закрыл очередной контракт. Все материалы по делу, как обычно, передал клиенту в приватной обстановке – большую кучу компромата на известную женщину-политика, в последнее время получившую большую популярность у народа и обещавшую стать серьёзной головной болью для определённых кругов. Расследование показало, что навертела деятельная мадам прилично дел, но главной её несвободой оказалась, просто и банально, проблемная дочь, блудное дитя, наркоманка и преступница. Имея под рукой чудн у ю девицу, мамочкой мог управлять кто и как угодно, вертеть во все стороны, как дешёвую проститутку, готовую на всё ради пары монет. Даже скучно.

Сколько таких историй было в его послужном списке, сколько болевых точек, ниточек управления! Он столько всего видел, что уже почти ничему не удивлялся. И даже тому, что им тоже пытались управлять, искать пути влияния, не удивлялся – таковы были издержки профессии. Однако эти попытки остались в прошлом, а он всё ещё у дел. И будет у дел, пока людьми можно будет управлять, – а значит, всегда. Всю жизнь.

Да и вряд ли кто-то сможет влиять на него напрямую, даже если действительно узнает его слабое место.

Михаил открыл запотевшую бутылку пива, только что извлечённую из холодильника, отрезал большой ломоть свежего бородинского хлеба и щедро намазал его майонезом. Деньги, которые принесла ему работа, открыли мужчине массу различных удовольствий, какие только можно было купить в этом мире, но не смогли стереть из его головы воспоминания о полуголодном существовании его трудного детства. Всегда и до сих пор им управлял только один страх – остаться голодным. Ну, и ещё майонез, конечно: именно он казался изысканнейшим лакомством в те далёкие времена и остался им по сей день.