Алексей Солоницын - Человек на войне (сборник)

И все надеялись – обойдется.

Потому что не оставалось ничего, кроме надежды, всякий, внимательно присматривавшийся к обстановке, видел – страна к масштабной и затяжной войне не готова. И потому надежда заменяла уверенность.

Надеялись, что Советское правительство удержит страну в стороне от войны, изыщет такую возможность. Хотели верить этому и верили. Хотя международная обстановка – оккупация Дании, вторжение в Бельгию, Голландию, Норвегию, Грецию, Югославию, падение Парижа, бомбардировка Англии, концентрация немецких войск вблизи советских границ и размещение их в Финляндии – указывали совсем на иное.

Все быстрее и быстрее, чем ближе к дому, тем быстрее идет Миша. В свой переулок уже вбежал. И остановился: вместо дома – груда кирпича, штукатурки, искореженного металла. В сторонке – сложенные штабели: целые бревна отдельно, доски отдельно, ломаные бревна в кучу, на дрова. Даже щепок и дранки небольшая копешка набрана.

Направился к развалинам, но его остановила женщина с повязкой на рукаве и противогазом через плечо.

– Эй, малый! Тебе что здесь нужно?

– Это мой дом. Здесь мы жили. Здесь мои родители…

– А ты чей будешь? Откуда взялся?

– Метсяпуро. От бабушки пришел.

– Мицапуров?.. Нет, про Мицапуровых не помню, погибли или живы. Народу много погибло. Бомба все перекрытия пробила и взорвалась в подвале, в бомбоубежище. Считай, никто не уцелел. Ты сходи к участковому, он сейчас в домоуправлении размещается. Мало ли что могло случиться, может, твоих, на счастье, в тот раз дома не было. Да поторопись, он долго на месте не сидит.

– Метсяпуро… Метсяпуро… – участковый посмотрел в журнал. – Ага, нашел. Метсяпуро Вейно Яковлевич… Метсяпуро Анна Матвеевна… Погибли. Тела отправлены на общее захоронение… Так вот, Миша, дела невеселые. Война, одним словом.

И, не давая мальчику времени опомниться и заплакать:

– Бабка твоя где живет? Надо вас как-то определять. Сейчас будем думать, как тебя с бабушкой на Большую землю отправить.

Участковый наклонился к железному ящику, отпер его, нашел нужный бланк, но когда выпрямился, увидел по другую сторону стола пустой стул.

А Миша бежал по улице, не видя от слез ничего.

Забился в расщелину у какого-то полуразрушенного дома и заплакал, не сдерживая ни слез, ни рыданий. Выплакавши все силы, затих, забылся и так просидел, пока не склонилось солнце к крышам домов, и не потянуло прохладой.

Выбрался из расщелины, подошел к обломанной водопроводной трубе, из которой тоненькой витой струйкой сочилась вода. Снял куртку, сбил с нее пыль, отряхнул брюки. Умылся, тщательно пригладил влажными ладонями волосы, повесил матерчатую сумку через плечо и выбрался на улицу – он уже твердо знал, куда ему идти.

Воспользовавшись многолюдьем, проскользнул в военкомат. И быстро, прячась за спинами взрослых в штатском, мимо дежурного. Отыскал кабинет военкома.

– Отправьте меня на войну! – безо всяких там «разрешите войти», «здравия желаю» и прочих церемоний потребовал Миша. – Сегодня же!

Замороченный, замотанный военком, с отсутствующим взглядом безрезультатно крутивший ручку полевого телефона, не сразу вник в ситуацию и спокойно отозвался:

– Поди домой да скажи мамке, чтоб всыпала хорошенько, – похоже, к подобным ходокам он уже давно привык. Но тут же, словно только что осознал случившееся, возмутился: – А ты как сюда попал? Кто тебя пропустил? – И осерчал: – Дежурный! – Нажал кнопку звонка: – Чернинзон! Капитан Чернинзон! – И пообещал: – Ну, ты у меня за все получишь. Сам на пост у дверей станешь, раз часовые ворон считают.

– Нету мамы. Погибла она. И отец погиб. Я пришел, а в дом бомба попала, и они погибли, – настаивал на своем Миша. – Мне некуда деваться, мне на фронт надо.

– Откуда пришел? Чернинзон! – опять безрезультатно нажал кнопку звонка.

– От бабушки.

– Вот и возвращайся к бабушке. И документы на эвакуацию оформляйте быстрее, пока есть возможность эвакуироваться.

– К бабушке мне не пройти. Бабушка в Ляскеля.

– Где-е?.. – не поверил военком.

– В Ляскеля. В Карелии. Я только сегодня оттуда пришел.

– Откуда? – другой военный, просматривавший папки с документами, даже привстал из-за стола. Это был уже знакомый нам по передовой подполковник, правда, сейчас еще капитан, и эмблемы у него другие, связиста.

– Из Ляскеля, – в третий раз сказал Миша.

– Васильич, – не по уставу попросил капитан полковника-военкома, – где я могу с этим Афанасием Никитиным поговорить? Чтобы мы никому не мешали?

– Возьми ключ от третьего кабинета. И беседуй сколько нужно.

– Спасибо. И голодный, наверно, мальчишка… – намекнул капитан. – Заимообразно.

Полковник достал из стола открытую банку тушенки, в которой оставалось не меньше половины содержимого, четвертинку серого хлеба и проворчал:

– Ты у меня «заимообразно» уже целый ящик набрал. А отдачи не видно.

– Будет отдача, – заверил капитан. – Будет.

Вручил тушенку и хлеб мальчику и повел за собой.

– Тебя как зовут?

– Михаил.

– Ты, Миша, ешь, не стесняйся. – Капитан пододвинул банку и нарезал хлеб. А когда мальчишка поел, поинтересовался: – Карту читать умеешь?

Миша неуверенно дернул плечом.

– В школе проходили…

– Тогда давай вместе разбираться. Вот эти квадратики – Ленинград. Это Финский залив, тут Ладожское озеро, а вот этот кружок – Ляскеля. Теперь давай вспоминать, как ты шел…

– Из Ляскеля в Хелюля, потом Сортавала… Лахденпохья…

– Значит, вдоль железной дороги.

– Нет, не всегда. До Хелюля по заливу шел. Вот здесь, – провел пальцем по карте. – Через Рауталахти. От Сортавалы опять вдоль озера, видите, так короче, через Хаапалампи и Мийнала. К родственникам еще заходил на хутора. Если по пути, то вдоль железки шел, а нет – в сторону уходил. Чтобы короче было. Или если родные там. Поживу у родных немного, отдохну, поем. А пойду дальше, что-нибудь с собой дадут.

– У тебя там много родни?

– Да. Считай все Метсяпуро и в Карелии, и в Финляндии наши родственники. И Олкинен, и Раутанен – тоже наши родственники. И в Лапландии тоже есть родные, но я их никогда не видел. Вот, – Миша положил на стол бумагу, список родственников и их местожительство. – Это мне бабушка написала, когда я от нее в Ленинград пошел.

Капитан взял листок и, как отметил Миша, быстро, одним взглядом сверху вниз просмотрел его.

– Как же она не побоялась тебя одного отпустить?

– Знала, что все равно уйду.

– Хм… – Капитан взглянул на мальчика повнимательнее. – Финский язык хорошо знаешь?

– Так же, как русский. Отец со мной дома часто по-фински разговаривал.

– А немецкий?

– Некоторые слова. Можно сказать, не знаю.

– Через линию фронта как прошел?