Алексей Солоницын - Человек на войне (сборник)

– Команде на корабль!

Все размещались в лодке.

– По местам стоять, со швартов сниматься!

Боцман отдавал швартов – отматывал от вбитого в берег колышка веревку с размочаленным после узла концом. На чем, собственно говоря, все боцманские обязанности заканчивались. По крайней мере, до возвращения из плавания, когда ему надлежало привязать лодку к колышку.

– Полный вперед! – командовал капитан.

– Полный вперед! – повторял помощник капитана.

– Гребцам на весла! Полный вперед! – усугублял команду командир гребцов.

Лодка выходила на середину канавы, чтобы весла пореже цеплялись за осоку и другую водную и прибрежную растительность, а то и за самый берег. А команда славного брига, клипера или фрегата, в зависимости от ситуации, отправлялась к необитаемым островам, исследовала необжитые еще земли или участвовала в безжалостных боях то с пиратами, то с дикими кровожадными туземцами.

Дел предстояло немало. Хотели выровнять площадку, где происходили утренние построения, установить на ней флагшток, сделать два флага, один большой на площадку, другой поменьше, на корабль. И надо было придумать название кораблю.

Но ничего больше не успели – началась война.

Забрезжило. Высоко в небо ушла автоматная трасса. Потом из той же точки вторая, но пониже, под углом градусов в сорок пять. Пора. Поеживаясь (озяб даже за недолгое, но неподвижное сидение меж камней), мальчик выбрался из укрытия и теперь, не таясь, пошел к немецким окопам, придерживаясь визуальных ориентиров, указывающих безопасный от мин путь. Вдоль автоматной трассы, на расщепленную березку, от нее на «седло», на камень с выемкой посредине, дальше на пенек, потом на воронку, которую надо обойти справа…

– Хальт!

Остановился.

– Хенде хох!

Поднял руки.

– Ком!

С поднятыми руками подошел к немецкому окопу и спрыгнул в него.

Подполковник дождался лейтенанта.

– Нормуль?

– Так точно.

Кивнул в знак одобрения, попросил «сварганить чайковского» и опять вышел из блиндажа. На этот раз шинель надел в рукава и пуговицы застегнул. Стал внимательно всматриваться в нейтральную полосу и часовым приказал:

– Смотрите получше. Но с оружием аккуратно, без команды не применять. Понятно?

– Так точно, – Симахин со значением посмотрел на Николу.

Тут же, неожиданно для часовых, через бруствер переметнулся человек в белом маскхалате, и не успели они сообразить, как им на это реагировать, а подполковник уже крепко обнял его и шепотом, чтоб не слышали солдаты, спросил:

– Ну, как?

– Нормально.

– А там?

– Похоже, порядок.

И оба быстро ушли в блиндаж.

– Что я говорил?! – самодовольно сказал Симахин.

– Оттуда человека ждал.

– Я разве возражал? – пожал плечами Никола.

В немецком блиндаже несколько солдат и фельдфебель. Фельдфебель крупный, лицо широким овалом, а если в профиль смотреть, то в три прямые линии: одна наклонная линия – высокий, немного откинутый лоб, маленькая уступочка переносицы и вторая линия, более наклонная – нос, опять уступочка и третья, вертикальная – верхняя губа и тяжелый подбородок. От верхней трети этой вертикальной линии выдается свисающим полукружьем нижняя губа. И надменность, и скепсис в той губе, и убежденность в собственном превосходстве надо всеми.

Открывается дверь, солдат быстро, рукой за плечо, вдвигает в блиндаж мальчика, быстро закрывает за собой дверь, чтоб не расходовать без нужды тепло, и докладывает:

– Шел с русской стороны.

– Шпион? – вопрошает фельдфебель и грозно и недоверчиво смотрит на мальчика.

Мальчик снимает серую кроличью шапку, кланяется. Невысокий, светлые волосы острижены «под нуль», худенький, но не истощенный, как другие блокадные дети. Глаза голубовато-серые, спокойные, лицо худощавое, несколько суженное к подбородку. Ничего примечательного, мальчик как мальчик.

– Гутен морген, хювят херрат. Их бин нихт вакоилия!! [1] Смесь финских и немецких слов. Здравствуйте, уважаемые господа. Я не шпион.

– Вебер! – позвал фельдфебель. – Переводи, что этот рыжий лопочет. Я их белиберду не понимаю.

– Говорит, родители пропали без вести, дом бомбой разрушило, ходит по родственникам, живет у них. А родственники у него и на той, и на этой стороне, – перевел Вебер.

– Почему болтается, не живет на одном месте?

– На одном месте, говорит, прокормить его не под силу, самим еды не хватает. А если недолго поживет, то не особенно в тягость.

– Большевикам жрать нечего – это хорошо. Спроси его, как он через русские окопы перешел?

– Говорит, сидел за большим камнем. А когда часовой пошел к землянке курить, перебрался через окоп.

– Да врет он все! – заключил фельдфебель. – Врет. Чтоб русский солдат ушел с поста курить – никогда не поверю. – Выдержал паузу для пущего эффекта. – Водку он жрать пошел, а не курить. Потому что все русские пьяницы. Бездельники и пьяницы! – И первый загоготал, но вдруг перешел от остроумия к злобе и прошипел. – Пьяные ленивые свиньи! Ничего, скоро мы вас научим работать и уважать порядок!

Так же резко переключился на мальчика:

– А на нейтральную полосу, через заграждения как прошел? Почему на минах не подорвался?

– По чьим-то свежим следам шел.

– Да? – Фельдфебель въедливо посмотрел на мальчика и дал команду: – Обыщите его!

Вытряхнули и даже вывернули наизнанку матерчатую сумку мальчика. Но кроме нескольких кусочков сухого черного хлеба да одного кусочка серого, домашней выпечки, пары картофелин, сваренных в мундире, тупого столового ножа, с наполовину обломанным лезвием в ножнах – в свернутой в трубочку бересте, да крупной соли в аптечном пузырьке ничего там не было.

– Ищите лучше, – настаивал фельдфебель.

Мальчика раздели и так же тщательно осмотрели одежду, прощупали даже швы и заплатки, не говоря уже о подкладке и карманах. Но и тут безрезультатно. Вернули одежду.

Очень кстати, замерз мальчишка меж камнями сидеть, да еще тут раздели, кожа у него, как у щипаного гусака, от холода пупырышками покрылась.

Но вида не показал, оделся спокойно и не торопясь.

В блиндаже человек, которого дожидался подполковник, молча кивнул и протянул руку лейтенанту. Снял маскхалат и ватник. Остался в грубошерстном свитере, ватных штанах и валенках. Вопросительно взглянул на подполковника.

– У себя переоденешься. А сейчас, – уже лейтенанту, – пока старший лейтенант по-быстрому чайком согреется, скажи пулеметчикам, пусть пальбу прекращают.

– Есть! – лейтенант согласно кивнул, козырнул и вышел.

Дождавшись, пока лейтенант отойдет от блиндажа, подполковник тихо, едва не шепотом, потребовал от старшего лейтенанта:

– Рассказывай.