Юрий Ручкин - Поздняя осень любви

Разлука – дерзкая стрела,

Попала в сердце, сатана.

А кто стрелок и где ответ?

Я так устал за много лет…

Ночной поезд мчался сквозь темноту, вздрагивая на стыках и мерно постукивая колесами.

В купе было душно, но Саша всё равно бы уснул, если бы не чайная ложечка, оставленная кем-то из соседей в стакане. Её настойчивое позвякивание раздражало молодого человека, который и так был слишком взбудоражен внезапным отъездом и предшествующими ему событиями. Внезапно к противному звяканью присоединился мощный храп соседа с верхней полки.

Александр поворочался на смятых простынях ещё пару минут, после чего решительно встал, натянул брюки и вышел в тамбур покурить.

В грохочущем тамбуре было гораздо прохладнее, чем в вагоне. Хотя неприятный металлический запах, смешавшись с ароматом из вагонного сортира, заставил Сашу поморщиться. В туалет ввалился не очень твердо стоящий на ногах пассажир, который даже не позаботился закрыть за собой дверь.

Запах стал ещё сильнее, и Саша отвернулся, закурил сигарету, чтобы заглушить омерзительную вонь. Он всматривался в ночной пейзаж, мелькающий за дверным окном, но мог разглядеть лишь редкие огни, в которых можно было угадать фонари на проселочных дорогах или светящиеся окна домов.

Но самым отчетливым на темном стекле было отражение самого Александра. На него смотрел высокий, худощавый человек, лет тридцати пяти, с короткой стрижкой и серыми глазами, одетый…

Но он не видел себя, глубоко и часто затягиваясь сигаретой. Перед ним проносились картины давнего прошлого и совсем недалекого времени…

На секунду ему показалось, что отражение в окне изменилось и теперь на него смотрел совсем молодой солдатик в лихо сдвинутой набок пилотке и с не застегнутым на последнюю пуговицу воротничком, что явно выдавало в нем старослужащего, или «деда» на советском армейском сленге.

Да, тогда он действительно дослуживал свой второй год в армии. Позади осталась учёба в Школе младших авиаспециалистов ВВС, и он по-прежнему служил в команде технического обслуживания аэродрома подо Львовом. Городок так и назывался – «Городок».

В нем проживало около десяти тысяч человек смешанных, как всегда бывает после войн и переделов, национальностей. В Городке можно было комфортно посидеть в кафе, посмотреть фильм в местном кинотеатре, сходить на танцы в клуб. Казалось бы, что все эти радости жизни недоступны военнослужащим срочной службы, но Сашка с друзьями пользовались любой возможностью уйти в самоволку.

В этот день он, уже «старослужащий», дежурил с молодым кавказцем, который заканчивал свой первый год службы, то есть с «черпаком». Солдата звали Казбек.

– Ты уже успел осмотреть Городок? – как бы невзначай поинтересовался Саша. Он скучал в части и давно отправился бы «погулять», вот только не мог подобрать компаньона.

– Не-а, – протянул Казбек, – я только раз в городе был. А до следующей увольнительной ещё ждать и ждать…

– А если мы не будем ждать, пока отцы-командиры дадут нам разрешение? – хитро подмигнув, спросил Сашка. В сущности, он ничем не рисковал. … Выходцев с Кавказа начальство не жаловало, на что те отвечали полной взаимностью.

Неожиданно молодой солдат согласился с полной готовностью.

– Может, с девушками познакомимся, э? – спросил он, кося на приятеля загоревшимся от предвкушения приключений взглядом.

– Может, может, – ответил Александр, поспешно увлекая нового друга к заветной дыре в заборе, о которой знали все, и только начальство старательно делало вид, что для них это тайна за семью замками.

Около неё был припрятан непромокаемый рюкзак с гражданской одеждой. Чтобы не рисковать, бегая по территории части в «гражданке».

Вскоре на улицу Городка вышли два вполне импозантных молодых человека гражданской наружности, которые помимо всего прочего поражали прохожих польскими темными очками от солнца. «Два суперагента, не иначе», – усмехнулся про себя Саша. Он выменял эти очки у поляков, которые часто бывали в близком к границе Городке.

Сначала Казбек испуганно оглядывался по сторонам, боясь попасться на глаза случайному патрулю, но потом осмелел, и они вышагивали по залитой солнцем улице как настоящие, свободные «хозяева жизни». Навстречу им шли девушки в легких цветастых платьях, и отвыкший от такой красоты Казбек буквально свернул голову, оглядываясь почти каждой вслед.

Саша был гораздо спокойней, – все-таки не в первый раз, – и только поэтому смог заметить, когда они переходили центральную площадь города, на которой красовался дурацкий памятник посередине, что навстречу им, целеустремленно набычась, шагает старший прапорщик Борисенко.

На одно короткое мгновение сердце у Сашки провалилось в пятки, но потом сразу заняло свое законное место. Он только успел непроизвольно дернуть приятеля за рукав. Когда Казбек понял, кто шагает им навстречу, он буквально посерел лицом, несмотря на природную смуглость кожи.

– Бежим? – еле проговорил он помертвевшими от ужаса губами.

– Не дергайся, – сквозь зубы процедил приятель, – он пройдет мимо.

Тут их увидел и прапорщик. Он даже чуть не споткнулся, а потом продолжил свой путь как ни в чем не бывало. Поравнявшись с солдатами, он остановился, делая вид, что даже не подозревает о том, кто они такие.

– Броневой, – прошипел он сквозь зубы, – если через час вас не будет в части, я тебя задушу на проходной. – Он перевел тяжелое от ярости дыхание и продолжил: – Шмотки сдадите мне, вместе с «окулярами». Будет запах пива или, не дай бог, чего другого, будете копать глубокую яму, в которой я вас и похороню!

– Не волнуйтесь. Не переживай, Михалыч, – примирительно заговорил Александр, которому действительно на мгновение показалось, что прапора сейчас хватит удар – так побагровело у него лицо и выпучились глаза. – Мы уже все равно выпили. Яму копать не будем. Придем трезвые и вовремя. Зайдем сейчас в бар, выпьем ещё по кружке пива и вернемся…

Прапорщик побагровел ещё больше, если такое было возможно, судорожно дернул круглой головой, но отвернулся и направился в сторону части. Даже его спина была полна возмущения, что переполняло Борисенко.

Терять было уже нечего, и двое самовольщиков действительно отправились в местный бар.

– Ну что, выпьем за «боевое крещение»? – спросил Александр у явно приунывшего спутника.