Алма Джуманбаева - Монолог треугольника

Кулназар выходил навстречу к ним, опираясь на палку, в прохудившемся чапане, рукава которого были столь длины, что скрывали кончики костлявых пальцев.

– Егер мынау біз малдарынызды ұрлап кетсек, Кұдай каргасын мынау бізды! (Если это мы угнали ваш скот, то пусть нас покарает Бог!) – простирая руки к небесам, восклицал он и в бессилии от нахлынувших чувств припадал на одно колено.

Никто из жаждущих расправы над барымтачами сарбазов даже не догадывался, что на самом деле старик насылал проклятия на спрятанное в рукаве шило, и прилюдно казнил иглу, втыкая его в землю.

Преследователям ничего не оставалось, как только разводить руками: невозможно было не поверить седобородому старцу, клянущемуся, глядя тебе в глаза, своим потомством в невиновности перед самим Аллахом.

А в это время высыпавшие из юрт краснощёкие молодухи, татешки и ажешки, с гневно поджатыми губами, демонстративно выносили из юрт пустые казаны и кастрюли.

– Можете с собой это железо забирать, без надобности оно, которую неделю не прикасаемся к ним!

Бабы не врали, недаром посуда в их руках блестела начищенными боками. Ворованное мясо женщины приноровились варить в самоварах. Страх и голод заставляли быть изворотливыми.

После того, как непрошеные гости уходили ни с чем, Кулназар приказывал домочадцам принести новое шило на случай, если кто вздумает вернуться.

Когда же под покровом ночи аульчане тайком у себя в юрте ели жаркое, то обязательно благодарно приговаривали:

Кулназарым бар болса, біз

Куырдаксыз болмаспыз.

(Будет жив наш Кулназар, мы

не останемся без куырдака).

Біз* – мы;

Біз* – шило.

Бабьи уловки

Уже по громкому стуку в дверь Нинка догадалась: муж пьян и взвинчен.

– Где топор? – закричал он с порога и прошел на кухню, оставляя на полу грязные следы. – Где? Я порубаю их! Порубаю…

Нинка поняла: опять ввязался в драку, опять ей придется изворачиваться, подыгрывая ему.

– А порубай, – равнодушно протянула она. – Только топор завернуть надо, чтобы патруль не отобрал.

– Так заверни! Да побыстрее! – торопил муж, полный безудержного желания отомстить своим обидчикам.

– Подожди, бумагу поплотнее вытащу… – Нинка полезла в кладовку. Прикрыла топор тряпками: пусть теперь ищет.

– Мне порубать их надо, – уже медленнее, сонливее проговаривал муж, и Нинка взяла инициативу в свои руки:

– Да порубаем, конечно, но лучше это сделать утром. Сейчас темно, они могут спрятаться. А утром вместе пойдем.

– Вместе? – обрадовался муж.

– Да, вместе утром, утром. – Нинка успела разогреть борщ. Приподняла крышку. Тонкий запах зелени и мяса пошел по комнате. Муж устало опустился на стул. Нинка поставила перед ним миску и… не удержалась, спросила:

– Наливать? Или топор будем искать?

– Наливай! – кивнул муж.

И пока он ел, с удовольствием причмокивая, Нинка думала о том, что настала пора вознаградить себя за такие вот минуты нервотрепки. А то озлобится, сама схватится за топор, и тогда не быть её мужу за ней как за каменной стеной, а ей играть счастливую жену. Она всё-таки купит то синее платье на зависть подругам и отнесёт к матери. А потом они с мужем нечаянно нагрянут к ней в гости. Мать напоит чаем и на прощание принесёт для дочери очередной дорогой подарок. И как всегда на правах тёщи съязвит:

– Скупишься, зятек, на наряды дочери моей.

А он снова ни о чём не догадается, и только будет недоумевать: откуда у старухи деньги берутся?

После того, как муж поел, и хмель начал клонить его ко сну, Нинка опять не удержалась, сказала:

– Так я нашла топор. Пошли, порубаем, кого хотел..

Муж не ответил, прошёл в спальню. А Нинка принялась мыть посуду и счастливая улыбка так и светилась на её лице, словно только что её объявили победителем.

Реинкарнация

Проигрался вчистую – у нашего Бога в семи рукавах

по колоде краплёных шрапнелью тузов.

Роман Казимирский

Бог вызвал меня к себе, и я поспешил к нему сломя голову. На прошлой аудиенции не сдержавшись, я вступил со Всевышним в перепалку, и он в сердцах, взбешённый моим непослушанием, пригрозил отправить на Землю.

Менять статус приближенного к Богу ангела на участь жалкого домашнего привидения, было сродни свержению в преисподнюю. Зато привидения были избавлены от господней опеки, могли передвигаться от дома к дому, и у меня появилась бы возможность вновь увидеть мать и сестрёнку, быть рядом с ними. От мысли, что я оставил их таких беспомощных и одиноких в этом большом хаотичном мире, мне стало горько и захотелось ещё раз высказать Богу все накопившиеся обиды.

В прошлый раз наша ссора началась с пустяка. Этот милый старикашка, начал вновь отчитывать меня за Костика Свиридова.

– Вместо того, чтобы помочь своему подопечному, ты злорадствовал, глядя на его страдания. Это подло. Ведь тебе ничего не стоило просто протянуть ему руку помощи! – ругал меня Всевышний.

Мне стало обидно. Я не понимал, чем этот Костик Свиридов лучше меня, и почему Бог так печётся о нём?

– А вы сами-то часто протягиваете свою руку помощи, Всемогущий? – поинтересовался я. – Где Вы были, когда в меня, такого молодого, всадили нож? Где Вы были, когда мать оплакивала меня? А уши Ваши случайно не заложило? А глаза Ваши видят хорошо? А Вы разве не ведаете, сколько в мире несправедливости? И больше забот у Вас нет, как следить должным ли я образом оберегаю этого циника Костика Свиридова?

Меня понесло, и я выложил Богу всё, что думаю о нём.

Конечно, жалко было покидать астрал. Могучая космическая энергия умиротворяюще действовала на меня. Я упивался многоцветием игры красок, рассыпающихся фейерверком в бесконечности звёздного свода, забавлялся с энергетическими сгустками заблудших душ, вступая с ними в диалог и представляясь самим Богом. А когда длинным колокольным гулом раздавалось долгое «ооум-м-м» далеко во Вселенной, трепеща и содрогаясь от дурманящего блаженства, я готов был объять весь мир своей любовью.

Прибыв в апартаменты Бога, я торопливо направился в мини планетарий, где сонно покачивались в невесомости разнопёстрые пузыри. Не успел я подступить к ним, как пузыри завертелись, закружились, маня к себе сонмом ярких красок, и каждый пытался доминировать над остальными. Прислушавшись к своему сердцебиению, я пошёл на тихий ласкающий свет и вскоре увидел маленький голубенький шарик, скромненько приткнувшийся в углу. Взобравшись внутрь, я почувствовал, как непривычно начинают подкашиваться ноги – это было единственное место во вселенной, где я мог снова ощутить себя плотью. С наслаждением опустившись в большое кожаное кресло, и мягко утонув в нём, я погрузился в головокружительный аромат ночных фиалок. Дразнящий запах любимых маминых цветов обволакивал всё моё сознание, играл на чувствах, пока не выпотрошил всю мою напускную гордыню. И впервые до меня дошло осознание того, как бестолково я жил на Земле, неоправданно растрачивая бесценный подарок небес, и если бы не ранняя смерть, наверняка, погряз бы в пороках, каждый раз жадно въедавшихся в мою сущность.