Лой Быконах - Дрова, которые горят

А потом… и у людей что-то щёлкнуло. Их глаза, вновь раскрашенные неожиданным летом, снова потускнели, чтобы признать это самое лето всё в том же нейтральном небе. Конечно же, никто этого не заметил. Просто в один из дней мир проснулся и вдруг признал, что наступило лето. Всё те же серьёзные взрослые люди бежали по главным улицам городов, раскинув руки в стороны с бесцветными, но горящими глазами. Люди скапливались на пляжах, обильно загорали и купались, ходили в лес за грибами и ягодами, гуляли тёплые ночи напролёт… В деревнях всё та же добрая половина человечества по вечерам устраивалась уже на веранде со своими сигарами или трубками и горячими или горячительными напитками, и смотрела на звёзды в безоблачном небе…

А собаки всё так же продолжали выть на Новую Луну…

… В какой-то момент родилось первое поколение детей лета, которые видели зиму только на картинках или читали о ней в книжках. И они не верили в неё…

Потрясающая сказка! Огромное множество образов и смыслов! Но в то время меня особенно волновал и особенно вспоминался один момент, а именно – эти бесцветные, но горящие глаза тех, кто признал лето в зимнем небе. Это было очень точным описанием собственных моих чувств. Я ощущал болезнь, я думал о болезни, и как будто находился в самой обычной болезни, в рядовой и непримечательной простуде. Но речь шла совсем о другом. И это было незаметно. Вернее, это было не замечено мною.

Замечание. На самом деле, сказка эта отразилась во мне намного глубже, в каком-то смысле повлияла на всю жизнь. Причём, повлияла уже post factum. Мне всё это было известно про себя, всё уже узнано и прочувствовано. Здесь я лишь только узрел сие в более ярком виде. И оно заняло свое постоянное место в душе как образ мысли, образ действий.

В итоге, просидев в тишине и покое несколько часов, собравшись с духом и, наконец, позавтракав, я решил выйти из дома и пройтись куда-нибудь, может за лекарствами, а может и просто подышать воздухом. Я знал, что иногда и такого достаточно, чтобы помочь организму, что, может быть, он просто задохнулся, и в этом вся и проблема. Конечно, это была крайне глупая и неверная мысль. Но, тем не менее, я поднялся, наконец, с готовностью одеваться и выдвигаться. Неверные мысли создают новые идеи, секты, верования, научные теории, которые, в свою очередь, совершенно не обязательно будут неверны.

Замечание. Однажды меня вылечили от жёсткой затянувшейся простуды баней. Однажды мне потребовалось, чтобы ветер дунул посильнее в ухо, чуть не оглушив, чтобы прошёл начинающийся отит. Однажды (а может и даже далеко не однажды), только лишь начиная ощущать свою температуру, мне хватило просто выйти на улицу и долго и капитально погулять по своим любимым местам и окрестностям. Вывод – организм вечно требует чорт знает чего.

И вот тут нужно привести следующий отрывок из дневников того времени:

Так вот, что сообщить-то надо: тут что-то наступает. Я вот лежу сейчас тут и чувствую, как там, в прихожей что-то наступает. Громко так стучит по полу, то ли подошвами, то ли копытами. Кажется, видится даже оттуда какой-то свет, но голова моя повёрнута в другую сторону и видит только совершенно неясные отсветы от пластикового окна. Вообще даже кожей что-то ощущается. Хотя, может быть, это просто жар. Может быть, просто от волнения мурашки идут. Да и ощущение слёзок по космосу тоже, знаете ли, подбавляет изюму в пасхальный сей день. Нет, не то чтоб Пасхальный, а просто ну очень, очень и очень уж полный всем миром, полный такой, что аж лопнет вот вдруг.

Так вот, кто-то ходит в прихожей. В комнату ко мне не заходит. Будто бы там круги наворачивает в своих штиблетах. А лучше б зашёл. Чувствую я, что жар мой сильнеет, чувствую, словно куда-то плыву по огненной речке… Будто уж даже пахнет горелым… Но это проходит, куда-то в себя. Сознание забывается, спать очень хочет. Потому и желательней уж, чтоб зашёл этот дядя, что пред самою дверью нервно так ходит, кругами, кругами… Пора бы… Пора…

Да, как только я поднялся на окрепшие в решимости ноги, это ощущение присутствия так ярко сверкнуло в сознании, что не оставило ни капли сомнений в верности своей, и подогнуло такие уверенные секунду назад колени. Никого ведь не было дома, я это точно знал. Да и не мог никто, ни один человек, не только знакомый, а вообще НИ ОДИН ЧЕЛОВЕК не мог так ходить. Это было слишком громко, слишком тихо, слишком остро, и грозно, и мягко, вселяло тревогу непомерной величины и в то же время не угрожающе вовсе звучало. Словно бы занимался кто-то своими делами, которые меня вовсе и не касаются. Такими делами, которые за пределами понимания, которые лишь могут эхом отзываться в сознании и капать глубже внутрь, как и те шаги. И при этом было совершенно ясно, что это ко мне, что это для меня тут стучат и громыхают.

Замечание. Какие бы это ни были важные дела, но если они происходят не здесь, если хоть частью выходят за рамки реальности, об этом сразу же нам подсказывается тем, что выглядит всё до крайности важным и многозначительным. Словно бы каждую секунду перед глазами проносится по книге, со всем подробностями сюжета. Оно и логично: всё, что связано с чем-то настоящим в этом мире, связано ещё с чем-то и в каких-то других пространствах тоже. А то, что настоящее, всегда многозначно, всегда объёмно и грозно своею лавиной смыслов.

Такое чувство сложно перепутать. Очень просто не заметить его, но нельзя ошибиться в нём, если вдруг ощутил. Ко мне была явлена другая концептуальная сущность (думал я), она хочет мне что-то донести (думал я). Я должен понять, что происходит. Но в тот момент понятно было одно – идти нельзя, по крайней мере туда, в прихожую, по крайней мере сейчас. Ни в коем случае. Невозможно ошибиться в своём истинном страхе, даже если он кажется беспочвенным. Если ты боишься, значит, почва есть. Здесь же страх был настолько силён, что мне и без градусника было понятно, что на меня накатывал жар, уже куда более ощутимый, куда более близкий и реальный, чем прежде.

Мне не хотелось смотреть в сторону тех звуков. Голова действительно отвернулась от двери, упорно не желая с этой дверью встречаться взглядами.

Замечание. Обычный защитный механизм, чего уж тут. Человек вечно пытается не заметить что-то, что выходит за рамки его представления о мироустройстве. Отчаянно и бескомпромиссно пытается. И я пытался здесь это делать. Только вот я уже эти шаги заметил, уже услышал их, потому и оставалось только одно – отвернуться. В детстве, когда меня пугал сильный ветер за окном, я просто отворачивался от окон и затыкал уши, чтобы не видеть и не слышать, как гнутся деревья. Здесь я делал нечто подобное, по-детски глупое и настолько же спасительно-бесполезное.