Татьяна Куликова - Сборник рассказов

– Я… я не знаю, что со мной происходит. Вроде и жить хочу, как все. И жену и детишек. А вроде и мирская жизнь мне в тягость. Думаю, может в духовную семинарию поступить. Мать слышать не хочет, говорит, что жизни себя лишит. Что мне делать?

– Но ты можешь быть «монахом в миру» и нести слово Божье людям. Творить добро, помогать.

– Не знаю…

Слыша искренность в словах паренька, Иоанн нахмурил свои косматые брови.

– Ты заповеди Божьи помнишь? – после минуты молчания произнёс он.

– Ночью разбуди – расскажу!

– О чём шестая заповедь говорит?

– Чти мать и отца, – опустив голову, прошептал Сергей.

– Вот ты и ответил на свой вопрос. Живи по законам Божьим, пусть Господь всегда живёт в твоём сердце. Он тебе подскажет, что делать дальше.

Иоанн ласково погладил паренька по голове.

– И голова золотая и душа – не это ли благословение Божье?

Лето пролетело одним днём. Штакетник и крыша блестели своей новизной. Серёжка наколол на зиму дров и даже побелил избу. Каждый день он ходил в церковь и помогал Иоанну. Деревенские девушки сначала атаковали паренька, меняя наряды и прогуливаясь мимо избы бабы Марфы, но вскоре поняли, что сердце Сергея никогда не дрогнет от девичьих глаз. Сельчане тянулись к пареньку. Добрый, улыбчивый Серёжка рад был каждому: кому подсобить, кому подсказать, а кого словом добрым утешить. Баба Марфа светилась от счастья, видя, как уважают её внука.

– Хорошая тебе, Иоанн, смена растёт, – говаривала Любушка.

– Хорошая. Да вот только не отдаст его мать священнослужителем, – вздыхал батюшка.

В конце августа за Сергеем приехали родители, привезли большое количество припасов на зиму, подарки и денег матери. Мария Ивановна в очередной раз стала уговаривать мать переехать к ним.

– Квартира большая, удобная, врачи, если что, рядом. Да и сколько можно одной?

– Да не одна я, не одна, – поправляя новый халатик, отвечала Марфа Васильевна.

Марфа Васильевна, улучив момент, когда Максим Петрович с Сергеем пошли на речку порыбачить, решила поговорить с дочерью.

– Дочка, не гневи ты Бога. Ну надумает Серёня быть священником – знать, судьба такая.

– Мама, и ты туда же! – Дочь в сердцах кинула на стол тряпку. – Ну какой священник? Да всё эту дурь наш батюшка ему в голову втемяшил. Влюбится – и куда что денется!

– А если не денется? – Марфа Васильевна строго смотрела на дочь.

– Всё! Разговор окончен! Мы не дадим ему жизнь свою ломать! – сорвалось у Марии Ивановны, но сразу опомнившись, она бросилась к матери. – Мамочка, ты прости. Один он у меня. Ну пусть он живёт, как все люди. Я внуков хочу. Понимаешь?

– Смотри, дочь, не перестарайся… – вздохнула баба Марфа.

Расставание было трудным. Утро выдалось дождливым, казалось, что даже сама природа не рада этому расставанию. Баба Марфа то и дело вытирала платком слёзы, дочь Мария, целуя мать, плакала. Один Серёжка стоял у калитки, опустив голову. О чём он думал в ту минуту – знал только он и Господь. Давече он допоздна засиделся в церкви, наедине со своими мыслями, не имея ни сил, ни желания покинуть святую обитель.

– На всё воля Божья, – перекрестив паренька на прощание, сказал отец Иоанн.

Одиннадцатый класс. После лютой зимы наступила оттепель. Долгие морозы сменились долгожданным весенним теплом. Снег ещё лежал на холодной земле, и ледяные ветра нет-нет да напоминали о себе. Мартовское солнце постепенно пригревало землю.

Сергей с головой погружался в учебники. Летом предстояло поступление в МГУ. Каждый вечер он звонил бабушке, справляясь о её здоровье, и время от времени, втайне от матери, позванивал отцу Иоанну.

Жизнь текла размеренно, без каких-либо острых углов, пока…

– Серёж, бабушка нынче померла, – Это звонил отец Иоанн. – Давеча заходил к ней – вроде всё хорошо было, а сегодня с утра ноги сами к ней понесли, да поздно. Приедешь?

– Да. Да, конечно, – проглотив комок в горле, выдавил из себя Сергей.

– Матери скажи…

– Господи! Мама. Мамочка! – рыдала у гроба Мария.

– Дорогая, не убивайся так. У тебя сердце. Тебе беречь себя нужно, – успокаивал жену Максим Петрович. – Все мы смертны. Все там будем рано или поздно.

Серёжка стоял возле гроба в полном оцепенении. Что он переживал в тот момент – одному Богу известно. Он хоронил не только свою любимую бабушку и своё детство, но и частичку себя.

Бабуля лежала в простом сколоченном гробу и казалась такой маленькой и щупленькой старушкой – больше похожей на крупную куклу. Сергей гладил её холодные руки, стараясь согреть их…

– Крепись, сынок. Молись за неё, – Отец Иоанн отпел Марфу Васильевну по всем правилам. На похороны пришло много народу. Все знали друг друга, а поэтому провожали в последний путь всем миром.

– Что с домом думаешь делать? – спросила во время обеда соседка Марию.

– Ой, не знаю. Не до него сейчас, – Мария, опухшая от слёз, гладила рукой фотокарточку матери. – До лета постоит, а там посмотрим.

За обеденной суетой никто не заметил отсутствия Сергея. Хватились только вечером, когда мгла опустилась на село.

– Нет его на речке, и к соседям не заходил, – Максим Петрович был не на шутку взволнован.

– Бедный мальчик. Он так любил Марфу Васильевну, – дед Митрофан, стоя у нового штакетника, курил самокрутку.

– Да вы его в церкви ищите. Он и летом оттуда не вылезал, – вставила свои пять копеек деревенская девушка.

Мария побежала к церкви. Сергей стоял на коленях перед иконой Иисуса Христа и читал Псалтырь, акафист «У Бога все живы». Его чтение прервал голос матери.

– Хватит! Поиграли – и будет! – Мария решительным шагом подошла к Сергею и вырвала книгу из рук. – А вы! Что вам нужно? Что вы моему сыну вдолбили в голову? – закричала она Иоанну, вошедшему в церковь. – Он у меня один! Понимаете?

– Мама, что ты! Ты ведёшь себя неподобающе. Мама, опомнись! Отец Иоанн, простите её! – Юноша был в отчаянии. Он любил и мать и отца Иоанна и не хотел вражды между дорогими его сердцу людьми.

– Неподобающе? – кричала Мария. – А красть единственного сына – это подобающе? Разве этому учит вас ваш Бог? Не отдам! Костьми лягу, но сына не отдам. Так и знайте.

– Мама, мамочка, успокойся. Отец Иоанн, простите её. Она не понимает, что говорит.

– Бог простит, – тихо произнёс Иоанн. – Отведи её домой, это в ней горе говорит.

На крики прибежала Любушка, соседи, и Максим Петрович. Взяв под руки, Марию отвели в избу, напоили валерьянкой и уложили спать.

– Сынок, – Максим Петрович приобнял сына за плечи. – Сынок, ну что ты там будешь делать в этой церкви? Ведь там совсем другая жизнь. Ну хочется тебе верить, ну верь ты ради Бога. А совсем отказываться от мирской жизни – это никуда не годится. Мать только доведёшь. Одумайся. Посмотри вокруг… красота-то какая. Девчонки вокруг тебя табунами кружатся, ну чего тебе не хватает?