Любовь Шапиро - Взлёт без посадки

Кто создал своеобразный музей Мадам Тюссо – ЕГО сознание или просто по ЕГО просьбе сотворили бутафоры. Зачем они ему, я тогда не знала. Позже я разобралась, ОН освобождал себя и всех нас от той чумы, которая правила страной много лет.

Я закрыла глаза, и события как плёнка разматывалась и возвращала события той поры. А ещё слышались голоса, в основном смех и радость. В общем, поплыла по волне своей памяти, аккуратно распаковывая интеллектуальный багаж девяностых годов.

– Стас привет, стою в своей студии и слышу безудержное веселье из вашей комнаты. Вы же готовите политические новости.

– Костя, дорогой, ты не представляешь, как весело обсуждать политических деятелей, как свободно можно говорить абсолютно на любые темы. Мы радуемся каждой новой репризе. Конечно, твою иронию, не переплюнет никто. Твой сарказм бесподобен, твоя эрудиция уникальна, но мы тоже не пальцем сделаны. Кое-что можем.

– Лесть не бывает груба. Ты прав – я несравненен. Пошёл проявлять свой редкостный талант в борьбе с продюсерами. Мы простые зрители вашей наглой программы надеемся, что Великая Китайская стена нерушимая цитадель и трудно ждать от неё что-либо плохое или хорошее. Вы стремитесь её разрушить, как Берлинскую. Наврядли получиться. Желаю, тем не менее, успеха, – Костя поклонился и пожал руку Стасу.

Стас рассмеялся так громко, что эхо охватило весь холл.

– Не можешь без подъё…. За что тебя и люблю, друг мой «Пушкин». Уверяю тебя водном – Крёмлевскуюстену мы трогать не станем. Мы войдём в Спасские ворота.

Я тихонько выползла из студии и услышала голос ЕГО – Кости Бортнева – самого талантливого ведущего, любимца всех девушек Останкино. Мужчины, одни его уважали и признавали его необузданные феерический нрав, другие – ненавидели и побаивались, третьи – пытались делать вид, что они способны соответствовать его уровню.

– Ляля, не видела Бортнева. Зяка уже рвёт и мечет.

– Девушки я уже здесь и готов к работе, – подпрыгивая и потирая руки, поправляя, как всегда очки и подмигивая одним глазом – когда Костя волновался, у него появлялся тик, но он ему придавал какое-то особое ироническое отношение.

За звукорежиссёрским пультом Зяка, милая и современная барышня положила руки на пульт и повернулась к режиссёру, ожидая команды.

– Мы можем начинать? – поинтересовалась она у режиссера Вани.

– Давай, – дал отмашку Иван.

Зякины пальцы пробежали по широкому, как взлётная полоса пульту. Камера «крупно взяла» Ведущего, освещённого большим юпитером.

– Костя начинай, – скомандовал режиссёр.

– Когда же наступили новые времена, когда телевидение стало событием нашей жизни, её ежедневным приключением, когда оно оказалось нашим самым верным другом, который каждую минуту умоляет: напиши мне! Позвони мне! Сейчас! Ежедневно! Круглосуточно! Я жду тебя! Я не могу без тебя! – вот тогда, для очень многих из нас, оно стало ещё и единственной надеждой на простое, маленькое счастье, на которое ни у одного государства никогда не хватит сил, а у Бога о таких вещах – просить не полагается.

– Клёво, – Костя ты неотразим. Сейчас заставка.

Отсмотрев эту часть программы, думая, что будет перерыв, начала готовить кофе и чай. В режиссёрскую комнату энергично вошёл продюсер программы – Протасов. Он остановился за спиной Зяки и уставился в монитор.

Тут зажёгся, прямо обрушился полный свет, и мы оказались в большой студии, где пространство между уже виденными ведущим и мною экспонатами стало заполняться осветителями, операторами, гримёрами, массовками, красотками и везде во что-то такое играли. Вырвавшись из гримуборной артисты, на ходу одеваясь, спотыкаясь и балансируя, кинулись куда-то через коридоры студии, где крутились барабаны, колёса фортуны, рулетки, сыпались кости, карты, фишки. Забегали ассистентки с табличками «Бурная овация», «Разочарованный вздох», «Аплодисменты», «Общее возмущение». Мне досталось «Общее возмущение». Я огорчилась, считая, что на программе Бортнева не может быть возмущения в принципе. Привезли призы – телики, видики, вертушки, тачки, лодки. Над всем этим ансамбль в белых костюмах и шляпах пел песню о том, что телевидение это рай на земле, но пустят в него лишь тех, кто верит в чудо всем сердцем.

Бежавшие, сломя голову, артисты, наконец, ворвались в студию программы «Звезда экрана». Комедианты выскочили на подиум и ослеплённые мощным дигом, пустились в бешеный пляс. В многочисленных мониторах отражался танцевальный номер. Степ, канотье, тросточка, лёгкие взлетающие кружева юбок. Протасов стоял в клубах сигаретного дыма. Рыжий режиссёр Ваня сохранял сосредоточенное молчание. Протасов обратился к Ване: «Лучше бы мешанина в студии была смонтирована с кадрами из реально действующих викторин – главным образом, с теми моментам, где участники кричат от счастья, плачут от отчаяния и страстно благодарят ведущих. Итакдоконца титров. Попробуйте-ка, Ваня к следующей записи. Подготовьте варианты».

Я смотрела в рот Протасова, и мне казалось, что он изрекает мудрейшие истины.

– Ляля, перестань молиться на Вадима, и пока здесь творится бардак, а это минимум на час, принеси из элитного буфета кофе и пару булочек, – попросил Бортнев, доставая смятые бумажки из смокинга.

– Я пытаюсь учиться, – смутилась я.

– У кого – Протасова? – Бортнев взял мою ладонь и поцеловал её. Забудь, какстрашный сон. Он жепродюсер – only money, understand, darling! «В Москву, в Москву», Ляля за булочками.

В кафе было шумно, хотя сидело всего три человека – самые именитые продюсеры. Они занимались программой «Звезда экрана», но видимо на время подготовки к записи решили подкрепиться.

– Слава! Седая голова и строчка в энциклопедии. Это, если речь идёт о каком-нибудь первопроходце в науке и всё, – рассуждала корифейка телевидения. – Загубленное детство и бессонные ночи репетиций классического музыканта. Истерзанные конечности знаменитой балерины. Фу, дерьмо. Но, если мы говорим об эстраде… Сейчас самое главное – шоу-бизнес и правильная раскрутка, – небрежно, дымно выпускала колечки, процедила, зажав мундштук в зубах. Бабушка. Так «любовно» называли раритет телевидения Ангелину Игнатьевну Кёрн, соратники.

– … а главный человек – продюсер. Ибо только мы можем сделать из любого жигало или любой шлюшки – звезду первой величины в любом жанре, – включился в расслабленную беседу вернувшийся из студии Протасов.

– Ну, не скажи. С Костей или командой Стаса не так просто работать. К ним нужен особый хитрый, мягкий подход и в то же время некоторая настойчивость, чтобы они понимали, кто в доме хозяин, – грассируя, подытожил Семен Яковлевич.

К столику подошла худенькая, с бесцветным лицом официантка и без всякого выражения спросила, что желают господа?