Любовь Шапиро - Взлёт без посадки

– «Восстал он против мнений света, и вот назначен аудит….» – продолжил Ваня. – Тут руководство программой скреблось и умоляло посетить.

– Маковская звонила, ей надо снять тебя в Каннах, – прочитала Зяка в своём блокноте.

– Но я ж в Москве, мне некогда туда, – пожал плечами Бортнев.

– Да она тебя здесь и снимет, она всех снимает здесь, кадку с бамбуком ставит сзади. И ещё тебе отец звонил, – Зяка сняла с шеи Костин мобильник и вручила ему.

– Что он сказал?

– Ничего не сказал, просто звонил и спрашивал тебя, – недовольно проворчала Зяка.

– Пойду, пройдусь, есть идея. Буду её думать, – растянул пальцами в разные стороны губы, высунул язык, и с клоунским поклоном удалился Костя.

– Идиот, ему грустно, а он изображает бурное веселье, – сама засмеялась и с восхищением посмотрела ведущему в спину Зяка.

Я двинулась за Бортневым, будто он меня загипнотизировал.

– А если бы она не знала? Нет, не сказала другую фразу, тут ещё есть ходы, я понимаю, а просто и тупо ляпнула: не-зна-ю!! Что тогда? – горячился продюсер программы Сёма Двинский.

В разговоре участвовало трое – Ведущий программы Константин Бортнев и два продюсера: Вадим Протасов и Семён Двинский. Словно для остроты рекламного имиджа продюсеры внешне были полная противоположность.

Протасов, красивый седой мужчина с манерами, пиджаками и сигарами бывшего международника и лохматый, бородатый, кудлатый и довольно старый Сёма, вечно шумный и неряшливый. Протасов долгие годы был чиновником от «культуры», а Двинский практикующий, очень успешный администратор. За что и сел на пару лет – левые концерты была его коронка, но это первая, а вторая – ненасытность денежными средствами.

– Но она знала, – спокойно отвечал Бортнев, покуривая «Казбек» – одна из фирменных примочек.

– Я же тебя просил, не в прямую, но хоть намёком – проверь, подготовь! Если бы не дай бог…! – куда бы я дел ЗИМ? Один ремонт полтора лимона, – подняв руки к потолку, сокрушался Двинский. Он будто благодарил Бога за то, что на этот раз пронесло.

– Не бойся, Сёма, мы переделали его в другой автомобиль, – улыбнулся Костя.

– Что ты хочешь сказать? Что ты, всё-таки… нет, не верю! Таких артистов не бывает, – вспотев окончательно, возмутился Двинский.

– Вот именно! А предупрежденная, она хлопотала бы мордой, изображая мыслительный процесс! Моя работа приводит к победе людей, которых мы наметили. А твоя – ЗИМы доставать, – Костя вдавил папиросу в пепельницу и с большим удовольствием смотрел на реакцию продюсера.

– Рисковать такими средствами, – тихо, но решительно сказал Сёма. – Это… плебейство.

– Плебейство – трястись над каждой копейкой имея сто миллионов зрителей. И, вообще, кончай каждый праздник принимать за погром. Все пять лет этот местечковый мандраж.

– Можно подумать, что сам дворянских кровей, – было видно, как нешуточная обида провалилась в самую глубину тёмных Сёминых глаз. Чтобы не выдать себя он даже на секунду отвернулся.

– Нельзя быть одновременно и блядью, и гимназисткой. У стены Плача ты стоял бы с женской стороны и рыдал бы о тридцати серебряниках. Я на мужской части просил бы Бога о том, чтоб не обделял меня талантом. Между евреем и жидом большая разница, – Костя уже взялся за ручку двери, но услышал…

– Жид – по-польски еврей, – вытирая потные ладони, кипятился Сёма.

– Но не все евреи жиды, – запиши это себе на стодолларовой купюре, ребе.

– Ну, в самом деле, – Константин Дмитриевич, – добродушно вмешался Протасов, – нельзя ли, поелику возможно – какой-то разумный компромисс? Пять лет назад, помнится, вашим игрокам грезились бабушкины патефоны, папин габардин… ну ещё одна девочка кринолин хотела… как у Золушки. А теперь я гляжу, возросли запросы-то! Или это вы их так раскачегарили?

– Вадим Андреевич, – ну у вас-то, как у ветерана органов международной журналистики должны быть не только чистые руки, но ещё и горячее сердце! Недаром ещё Феликс Эдмундовичу доверили когда-то заботу о беспризорных…

Возникла неловкая долгая пауза. Стало слышно, как незримо журчит в кабинете кондиционер.

– И горжусь этим. Видишь, Сёма, – нервно ломая пальцы, произнёс бывший сопровождающий артистов на гастроли, Протасов, – в синем углу – гордость кампании, наш BlocBuster, crazy horse нашей упряжки, а в красном – две отставные телевизионные крысы. Неравный бой.

– Вы никогда не договоритесь, – войдя неторопливо в комнату и посасывая вечный мундштук, заявила Бабушка. Даже в прежние Советские времена между теми, кто давал распоряжения и деньги на программы и теми, кто их воплощал, была стена. Только выигрывали всегда дающие разрешения.

– Сейчас не так? – удивился Костя.

– Ну да, тебя заставишь делать, то, что ты не пожелаешь, барин, – прокартавил Двинский.

– Меня нет. А остальных?.. – Бортнев поцеловал Бабушке Кёрн ручку, и выпорхнул их налитой потом и раздором комнаты.

Костянаправился вкафе, где сейчас, поидеи, никого недолжно быть. Во всех студиях шли записи разных программ.

По дороге ему встретилась группа «Взор».

– Вы как три мушкетёра всегда вместе, – радовался Бортнев встречи. – А что это вы катите. Какой большой барабан. Дайте постучать, – жалостно попросил Костя, как ребёнок, увидевший редкую игрушку. – Сбегутся сразу из всех студий. Клёво будет. Шум, гам, ссора, наказание – здорово, – ликовал знаменитый телеведущий. – Кстати, а зачем сиё приобретение?

– Видишь ли, дружок, – ласково начал Вася Гурвинек. Мы решили тоже запустить игру. Не всё ж тебе баловаться.

– И в чём суть? – напрягся Бортнев.

– Твоя же игра для элиты, а народ тоже любит угадывать, конечно, ни кто такой Юл Бриннер, а просто буквы и получается слово. Ну, мы ещё не всё продумали, но верю, что получится, – напрягаясь, рассказывал Стас.

Костя помолчал некоторое время, покрутил барабан, и счастливо выпалил – Лицензионная игрушка, да. Я что-то такое видел. Здорово.

– И что? Если хорошо придумано, но у насбудетабсолютно своя версия, – сверкая очами, парировал Стас. – Может, поможешь? Ты же знаешь много интересных слов, – продолжал заводиться Клёнов.

– Тогда возьмите первое слово – мениппея. Сразу все отгадают.

– Шутишь? – пытался погасить назревающий скандал спокойный Лёва.

– Это стиль, в котором написана любимая всеми нами книга «Три мушкетёра». Что это значит посмотрите сами в словаре. Собираетесь заигрывать с народом, – играя желваками, сказал Бортнев.

– А ты что делаешь? – похрустывая костяшками пальцев, спросил Стас.

– Я их просвещаю. Иллюзия – выше реальности, – торжествуя, выступил Костя и пошёл прочь. Вдруг он повернулся и, подмигнув, послал воздушный поцелуй – Люблю вас, месье!

«A la gear comme a la geare».