Петер Видеркер - Женщина, настоящая

Солнце согревает сердца двух романтиков, друг в друга влюбленных,

Какие радостные, счастливые, влюбленные лица, девушки и парня, что лошадей погоняют,

Им жить очень хочется, смотреть друг другу в глаза, нежиться на солнце, любить друг друга безумно.

Губы в губы прикоснулись милый с милой, сладость поцелуя чувствуют,

Милый с милой в счастье растворились, улыбки на их лицах сияют,

Лошади бегут рысцой, назад не глядят, они чувствуют любовь за спиной,

Их не надо без причины кнутом погонять, они бегут, их приятно глазами созерцать.

Долгий поцелуй при долгой дороге, мороз кусает, но он чувствам не вредит,

Впереди вся долгая напряженная жизнь, где часто приходит в сердце тревога,

Впереди цветет солнечный рассвет, солнце золотое излучает ясный, божественный свет,

Греется рожденная любовь на суровом морозе, не пугают любовь причуды матушки зимы.

Любовь загадка, в любви таится энергия земной жизни,

С загадочной любовью жить людям безумно хорошо и очень сладко,

В любви настоящей, окрыленной, как жар-птица в сказке, трепещут людские сердца.

Если с любовью вдруг человек живет, он в атмосфере счастья купается.

«Как величественно! Как красиво! Как румяна ты лежишь передо мной!

Ты умышленно обнажилась, ты владеешь теперь целиком мной!»

Страсть рождена для безумий, поглощает нас, рабов страсти, целиком.

Против страсти мы бессильны, мы телом судорожно дрожим, в душе поем.

К телу женскому я с волненьем прикасаюсь, душу пьянит, безумно кружится голова,

Мы вдруг летим с тобой вдвоем, как будто в бездну, сознанье от счастья теряем.

Словно легкий, летающий танец в поднебесье исполняем мы, счастьем дыша,

Где-то сверху льется приятная душе мелодия, где-то сплошная темень, света нет.

Птицы вроде где-то рядом, слышен птичий перезвон,

Мелодичный и приятный, нам понятный, крик души не глушит он.

Жизнь бурлит под нами где-то, где-то слышится молва, нас там судят, как на суде,

Все равно нам в счастье нашем, нам вдвоем как с гуся вода, мы парим как облако вне бытия.

Горсть земли родной рука с волнением держит,

В мыслях радость торжествует,

В оболочке души и тела мелодия танцует,

Сердце будто растаяло, когда прошлое вспомнило.

На небе гром загромыхал,

Молнии, как фейерверк, стреляют,

И не одна из них меня, любовью насыщенного,

Своей огненной, сжигающей стрелой не поражает.

Я глубоко дышу, телом словно дрожу,

Глазами счастливыми небо огромное созерцаю,

Вокруг меня, словно огонь и бесцветный дым пылают,

А я вдруг от счастья кричу, меня атмосфера погодная зажигает.

Под крышу я не побегу, я страх игнорирую,

Стихию небесную счастливой энергией жизни огражу,

Бояться жизни настоящей я не стану, слабым себя не покажу,

Напротив, я за жизнь руками ухвачусь и буду бежать с ней в объятиях.

Я рвусь с места, разгон набираю, словно марафон с препятствиями бегу.

Мое нутро и дух ликуют, во мне любовь, земля в ладони меня целует.

Она мне сестра и мать, и дочь родная, и сердцу моему благодать,

Ни в чем ее я не виню, не упрекаю, ее я искренно сердцем и душой люблю.

Не оставляй меня, моя богиня,

Ты прожила со мной чудесные лета,

Наше обоюдное счастье было обозримо,

В душе у нас гулял и танцевал классический балет.

Я воздух целовал, где ты со мной бывала,

Подкладывал ладони, где ты своей походкой шла,

Хоть ты не всегда была моему присутствию особенно рада,

Я знал, другого мужчину б ты душой не приняла.

Сопротивлялась ты моим навязчивым нападкам,

В тебе горел твой яркий, пламенный, жизненный огонь,

Ты жизнь мою своим присутствием, своим дыханьем разжигала,

Словно снежок, студила ты моей души накалы.

Ты удалилась недалеко, знаю, ненадолго,

Тем самым мою свободу своим поступком оградила,

Я, словно цветок-мотылек,

один-одинешенек в степи глухой ночую,

Где гнетет меня одиночество, хочется твоей теплой любви.

Люблю тебя, мне хочется в душе и наяву кричать,

Хочу я пред тобой воочию предстать,

Хочу тебя обнять и целовать,

Танец совместной любви по жизни с тобою танцевать.

Вьюга забыла, что она вьюга, и успокоилась,

Сердце забыло, для чего оно есть, затревожилось,

Дыхание забилось, стало дышать почти невозможно,

Ужас и страх пред глазами, так, что с жизнью проститься можно.

Вдруг вспомнилось все мое детство, с тех пор как я родился,

Как будто мне фильм широкоэкранный цветной приснился,

Картины жизни одна за другой в розовом цвете мелькают,

Последний раз, может быть, мою плоть наслаждают.

Страшно бывает, когда живешь не с людьми, один,

Душу терзает одиночество, неопределенность,

К счастью, все же не всем я в жизни обделен,

Могу зажигаться любовью, царицей всех времен.

На жизнь мне жаловаться грех, я ею насыщаюсь,

Я всем величием и красотой жизни наслаждаюсь,

На мой взгляд, моя жизнь неплохо удалась,

В чем смысл жизни? Я совсем не знаю.

Если умру, любимая, к тебе обращаюсь:

Сделай вид, что любила меня,

Муза моя, мой плод вдохновенья,

Смысл моего присутствия на планете!

Урони по мне хоть бы одну холодную слезу,

Взамен я благословлю тебя на дальнейшую судьбу,

Где я со своим нравом тебя ни разу больше не потревожу.

Сделай это не ради меня, ради наших с тобой совместных детей.

Пусть дети знают, что была любовь и не исчезла, не испарилась,

Что любовь никогда не умирает, любовь отца была твоей жар-птицей.

Ячейка общества, семья наша, детей наших кровных теплом и радостью питает,

Пусть память об отце им жить в дальнейшем, как огонь души, помогает.

«Друг, – прошептали уста, – я держусь за сук»,

На душе, словно наросла пелена.

Кто сорвет это одеянье с меня?

Раньше друг это делал всегда.

Если вдруг закипала обида в душе

Или просто съедала тоска,

Кто понять меня мог?

Кто был рядом? Друг был рядом всегда.

Были меж нами разборки, лютовал в нас гнев,

Обижали друг друга при взрыве эмоций,

Прощали друг друга во всем и всегда,

Мирились, потому что у нас была дружба.

Если друг уезжал надолго куда-нибудь,

В мыслях друг был всегда со мною,

Я мог рассуждать и жить сполна,

Когда друг был моею душою.

Я мог в беде погореть, гореть в пламенной нестабильной любви,

Повязнуть в житейских отношениях, как в липучей гуще,

А друг придет и вытянет меня из любых ситуаций,

Как непослушного, бывало, брал меня за уши.