Михаил Погорельский - Вдохновение. Записки нетрадиционного фотолюбителя

На уроке математики было шумно. Девятый класс. Но некоторые и таблицу умножения ещё не освоили – не до того. Поэтому Анна Ивановна, честно исполняя свой учительский долг, пыталась объяснять новую тему хотя бы первым партам. Остальные не обращали на неё никакого внимания. Паша сдавал. Играли в «очко». Естественно, на деньги. А они водились у всех. Воровали и чуть грабили. Мало ли в Москве вечером подвыпивших прохожих возвращаются домой по тёмным переулкам. Паша мельком глянул на доску, у которой отрешённая Анна Ивановна писала мелом уравнения.

«Кому это надо?»

Это не просто мысль промелькнула в Пашиной голове. Это «зашитый» в мозгах образ жизни. «Кому это надо?» Паша привычным движением дёрнул воротник свитера, как будто он ему мешал, и сдал себе туза. Вот она, математика! А не то, что на доске. Не больше двадцати одного. Если больше – уже плохо. Ну а дальше – рубли. Тут всё понятно. Много надо.

В этот момент внезапно открылась дверь в класс и вошёл «его диктаторство» – директор детского дома. Высокий, худощавый, лысый и несуразный. Его не то чтобы боялись – от его пронизывающего взгляда застывали. Сто злых пап, которых были лишены воспитанники детского дома, собрать в одно тело – это и был Иосиф Михайлович.

Карты успели убрать ещё в тот момент, когда дверь только начала скрипеть. И повороты тел всех учеников задних рядов парт в момент появления в классе директора соответствовали обстановке урока математики, а их внимательные глаза смотрели на абракадабру на доске. Иосиф Михайлович шагнул в класс. Привычно за долю секунды увидел всех и махнул рукой в дверной проём. В класс вошёл Бонифаций. Все отличия между героем известного мультика и человеком, стоявшим рядом с директором, сводились исключительно к одежде. На нём не было тельняшки. Напротив, одет в костюм серо-зелёного цвета и жёлтую водолазку, на ногах – видавшие виды ботинки. Но волосы – они были точь-в-точь как грива у того льва. И вытянутое вверх лицо – тоже.

Директор выдержал паузу, заполненную ещё одним инспекционным осмотром всего класса, и представил вошедшего.

– Прошу любить и жаловать: Олег Владимирович Борисов. Фотограф. Работает в заводской многотиражке на заводе по соседству. В качестве шефской помощи нашему детскому дому будет вести фотокружок. Мы оборудуем комнату в подвале под лабораторию, купим несколько фотоаппаратов и самое необходимое оборудование – увеличитель, ванночки и прочее. Материалы типа плёнки, бумаги и нужных химикатов тоже купим. Два раза в неделю после работы Олег Владимирович будет приходить и заниматься с вами. Настоятельно рекомендую подумать. И приходить ко мне записываться.

Все ребята расслабились и зашумели. Напряжение спало. Не милиционера привели – и ладно! Да и вроде никто последнее время не попадался. Стали обсуждать новую тему. О фотографировании никто никогда и не помышлял. Какие там фотоаппараты и увеличители! Ручки и карандаши многие толком держать не могут! Только сигареты, спички да кастеты.

Олег Владимирович вежливо попросил прощения у учительницы за прерванный урок и немного напряжённо, но с толком поведал о своих планах относительно кружка. Рассказал о том, что в первую очередь фотография учит человека находить прекрасное в жизни, отразить его в своём кадре и показать зрителям. Что он учит ребят грамотно обращаться с техникой. Вообще, учит технике. А для мальчика это не последнее знание в жизни.

Странно, но ребята внимательно слушали этого смешного на вид человека. И после его ухода ещё долго обсуждали тему, несмотря на призывы Анны Ивановны к тишине.

Паше идея сразу понравилась. Вечером он обсуждал её со своим приятелем Коляном.

– Может быть, прикольно. Смотри: ты ушёл в фотокружок. И тебя никто не трогает. Полы драить или в сортире убираться – всегда можно откосить! – говорил Паша.

– Лишний раз в город мотануться, – вторил Колян.

Много всяких доводов нашлось в пользу записи в кружок. И назавтра оба после уроков поджидали у учительской Иосифа Михайловича. Записались и стали посещать.

Правда, Колян недолго проходил – недели через две ему откровенно надоела теоретическая часть и не хватило терпения дождаться практической, когда можно будет безнаказанно ходить с фотоаппаратом по городу, делать всякие разные снимки и, если повезёт, знакомиться с девчонками на этой почве. А рассказы Бонифация о светочувствительности плёнки и бумаги, выдержке и диафрагме, глубине резкости и прочей ерунде быстро вводили его в ступор и, главное, не вызывали никакого интереса.

А вот Пашу, напротив, неожиданно захватила затянувшаяся теоретическая часть. При всей его нелюбви к физике элементарные процессы прохождения света через объектив неожиданно были интересны. А когда пошли разговоры о компоновке кадра, о визуализации (вообще, самое сложное слово, которое мог осознать Пашин мозг) – неожиданно проявилась тяга к художественному самовыражению.

– Ты должен научиться видеть кадр до того, как нажмёшь кнопку затвора на фотоаппарате. Я уверен, что все хорошие фотографы каким-то образом при помощи внутренней визуализации или интуитивного опыта видят кадр до того, как его снимут, – говорил Бонифаций.

Вдвоём с Пашей они проводили два вечера в неделю в небольшой комнате, отданной директором под лабораторию. Колян вскоре смылся, а больше никто и не пришёл в кружок – наверное, посчитали не мужским занятием эту фотографию.

Для практического навыка с построением кадра Паша под руководством Бонифация вырезал в толстом чёрном картоне прямоугольное отверстие. Рассматривая окружающий мир через это «окно», можно было играть в визуализацию.

Дни и учёба шли своим чередом. Математика сменяла историю, потом по кругу: русский язык и литература, физика и география. Жизнь в детдоме перемежалась драками, наказаниями и прочими мальчишескими заботами. А Паша всё больше увлекался темой фотографирования. У него уже кое-что стало получаться. Он научился обращаться с фотоаппаратом – правда, это была простенькая «Смена-8М». Умел заряжать плёнку, проявлять её и пользоваться увеличителем. Его захватила магия проявления на фотобумаге нового изображения, возможность влиять на процесс печати – сделать снимок чуть недодержанным или передержанным. Менять форматы и размеры.

Он подолгу засиживался в лаборатории и даже дослужился до того, что имел свои ключи от неё и мог сам, без Бонифация, в свободное время заниматься там.

Иногда Бонифаций приносил журналы о фотографии, и они подолгу сидели за столом и рассматривали профессиональные работы.

– Вот, смотри, – говорил Бонифаций, показывая фотографию в журнале. – Здесь фотограф умышленно нарушил законы построения кадра и «прижал» лицо маленького мальчика в самый угол снимка. Художник стремился при этом показать огромный мир, открывающийся глазам этого мальчика. Такова была его цель в снимке.