Илья Луданов - Вьюга. Рассказы и повести

С чувством потери чего-то, что было с ним всегда, внутри, а теперь куда-то ушло, кем-то подло спрятано, Андрей собрался в редакцию. Хотелось домой, забиться в угол дивана, смотреть в стену, никого не видеть. Но так еще хуже. И если она померещилась и все это его выдумка, то закутанная в тряпки блокадница, затхлый туман в красной комнате честнее, чем этот Новый год, елка, мэр в отъезжающем от школы джипе.

На порожке школы догнал директор.

– Ты куда? – делает недовольные глаза. – Пошли, пошли, у нас там все накрыто.

Андрей слабо отмахнулся:

– Мне писать про это еще нужно.

– Пошли, пошли, не прокиснет твоя писанина. Мэр-то вон, уехал по делам богоугодным, а стол стоит. Архиерей прибыл, встреча у них, – директор кивнул на торчащий из-за домов и пыхтящих морозным паром труб новенький купол. Пеструю, как праздничный леденец, церковь поставили пару лет назад на центральной площади, точно напротив Ленина у администрации. Стройку называли народной, собирали с пожертвования пенсий и насильно с бюджетников, статья, о чём стала первой запрещенной у Андрея. Он тогда пытался рассказать о старом храме за городом в брошенной деревне, где и столбов не осталось. Статью зарезали, церковь освятили и про старый храм на отшибе быстро забыли.

– Давай, давай, – тянул директор его за рукав. Андрею вдруг захотелось с размаху ударить его по лицу. Хлестко, нагло, зло. Но вместо того он поддался ему, и не сопротивлялся. – Всё в лучшем виде: икорка, коньячок открыт. Ты к армянскому как относишься?

КАБАК

– Мы лучше нашей, перцовочки медовой, – Петя глотнул из фляжки, довольно покряхтел, поправил ворот фуфайки, дыхнул паром. – Климат такой, – улыбнулся и стал опускать лесу с мотылем.

Сидели уже часа два. Андрей поднял от сизой лунки глаза. Над озером голубело в рассвете небо. Впереди мерцал редкими огнями пепельный в зимней ночи город, где в новом дне просыпались люди. Позади уходили в сумеречную темноту неживые своей белизной поля, они шли куда-то без конца, за горизонт, где, наверное, есть иной мир. Андрей представил, как из этого мира на берег озера выходят, блестя глазами, диковинные звери и подолгу смотрят на город и людей. Это казалось так явно, что временами он оборачивался и смотрел в пустоту со страхом увидеть блеск глаз. О чем думают эти звери? – он смотрел в пустоту.

В ночь ударил мороз, и теперь рыбаки начинали подмерзать. Ковыляя от долгого сидения, Андрей добрел до Пети, взял фляжку, отпил и поёжился.

– Я ещё полчасика и пойду. Всё равно не клюет.

– Да, не очень, – Петя кивнул на пару окуньков и плотвичку на льду. – А чего так рано?

– В мэрии сегодня кавардак. Депутаты главаря выбирают.

– Это какие депутаты? – мормышка Пети дрогнула, и он стал выбирать лесу.

– Да за которых мы голосовали.

Петя достал пустой крючок. Ни рыбы, ни наживки не было.

– Ну, я не ходил.

– Я тоже. Не за кого.

– А депутаты кто у нас? Не слышал ни про кого.

– И не услышишь. На выборы по району девять процентов пришло, а порога явки всё равно нет. Так что им пофигу.

– Что пофигу?

– Всё.

– Ну и чёрт с ними, – Петя замолчал.

У них так бывало, когда говорить не о чем, скажут что-то и молчат, потом вдруг снова скажут и снова молчат.

– Эх, собрать бы котомку и —..! – выдохнул Петя.

– Это куда ты намылился? – откликнулся Андрей от своей лунки метрах в десяти. У него по-прежнему не клевало.

– Да подальше! Чтоб не видеть этого всего! По-людски чтобы. Заработать, на ноги подняться.

– А здесь?

– Без ног-то не подымишься.

– Если поднимешься там… вернёшься? – Андрей сматывал удочки.

– Чё я не видел в этой дыре?

Андрей остановился.

– Мы же тут живем.

– Ну и живи. А я бы – давно срулил, – Петя отвернулся от него и уткнулся в лунку. – Голодно, холодно и бардак.

Они еще помолчали.

– А может, рванем, Андрюха?! Вдвоем веселее! Продадим, что можно. Сначала в город, подзаработаем, а потом и за бугор можно!

– Ты из страны уехать хочешь?

– Чего я тут не видел? Дураков вроде нас с тобой?

– Ты чего, Петь?.. Отсюда ж все наши… дед с бабушкой всю жизнь – вон в колхозе, отец с мамой тоже тут… Весной, вон, дедовскую дачу копать пойдём, некому ж кроме нас. На кладбище поедем.

– Какой колхоз, какая дача? – Петя смотрел на него как на ошалевшего. – Кому твои пять соток сдались? Сам же мне уши прожужжал про патриотов, которые весь город растащили! Кому тут чё надо?

– Я думал, нам и надо. У меня работа, профессия как-никак. У тебя…

– Дыра в штанах у меня! Что б ссать в кустах удобней! – кричал Петя. – И у тебя! Какая работа? Или как ты там – профессия? Ты слово-то это откуда выудил, профессионал хренов? Так и будешь свои заметки писюкать? По ёлочкам прыгать?

– Да ну что ты! Вчера знаешь, где был? На Рельсовой, под домом целое озеро канализачки. Вонища – не продохнуть. А сверху старушка живет, блокадница. У нее в войну с голодухи умерших родителей чуть не съели, – Петя хотел его устало перебить, но Андрей не дал. – У неё дома от духаря хоть вешайся. До полвторого ночи вчера писал, потому что на ёлку заслали, а сдавать на завтра нужно. Чтобы вместе с выборами в одном номере.

– Ты о чем вообще? – крякнул Петя. – Никому это всё не нужно. Никому! Ничего! Подумай, фигня всё это.

– Да и пчёлы, если честно, тоже фигня, – Андрей смотрел на него прямо и улыбался натянуто. – Помнишь, как в том анекдоте?.. Не, не поеду Петь. Ладно бы там еще на учебу, подработать,.. но как ты говоришь… – он покачал головой. – Пойду я. Пора.

– Иди, иди. Кому ты тут нужен? Рыбам что ли?

* * *

– Ну, вот и вы! Наконец-то! Заходите, заходите. Для прессы специальные места! – старожил мэрии, партиец едва не брежневских времен, депутат Добрынин растянул удивительной ширины улыбку и стал похож на спелую дыню. Тренировался что ли? Андрей зашёл в зал. Все на местах. Весёлые. Весёлые светские упыри. Или советские. По плечу похлопают, коньячку понесут.

– Ну как ваш Быков? – Андрей ответно растянул улыбку и повернулся к Добрынину.

– Готов любого на рога поднять! – невысокий и широкий, в строгом темно-синем костюме, Добрынин довольно усмехнулся своей шутке.

– Так, значит, рога вы ему все-таки наставили?

Зал наполнялся. Кроме депутатов: главы отделов, начальники от образования, медицины и службы спасения. Патологоанатома бы сюда, думал Андрей. Рядом присела Женечка с радио. Лет тридцати, местная красотка Женечка, ведущая на муниципальном радио и пресс-секретарь мэра, знала много про всех, охотно делилась с Андреем, чутьем доверяя, что дальше него не пойдет. За хватку и остроту Андрей звал ее редкой блондинкой.

– Как тут расстановка? – шептал он Женечке, шутливо заигрывая, что считалось обязательным с ней.