Лидия Луковцева - Посланница вечности

Зато на вечернюю поверку не явился Отто Винер. Началась канитель, повторные переклички, проверки бараков, прочёсывание хозблока и промзоны.

Утром на двух грузовиках приехали люди с автоматами из НКВД, а на стареньком «Виллисе» – трое мужчин в штатском. Может следователи, а может и госбезопасность, которой русские так любили пугать друг друга. Начальник лагеря, по крайней мере, вытянулся перед ними в струну и беспрекословно командовал, кого приводить в его кабинет по первой их просьбе.

Видимо, охрана, дежурившая на вышках вечером, рассказала обо всем, что видела. Вскоре Василич в сопровождении конвоя отбыл в машине НКВДшников, а люди в костюмах убыли вместе с начальником лагеря. Стало ли что-то с железнодорожником, Андреас и Генрих не узнали никогда, но та же охрана наверняка доложила о вечернем визите начальника станции к повару, да и о прежних его визитах тоже. А также о том, что Василич с родственником грузили в его газик что-то громоздкое, затем уехали оба, а потом повар вернулся один, уже очень поздно. А перед этим из столовой доносился шум драки.

Лагерь полнился слухами, но рассказать что-нибудь о происшествии могли только они двое, работавшие при кухне. А они достаточно хлебнули лагерной жизни, чтобы упорно твердить, что в тот вечер были отпущены пораньше, а потому – абсолютно не в курсе случившегося. Причем, Андреасу и врать-то не требовалось. Их обоих хорошо потрепали, и спасло только то, что оба были на месте во время вечерней поверки, а драка на кухне происходила, по свидетельству охраны, как раз в это время.

Прибывший на замену Василичу новый повар, к их великому счастью, не стал делать «штатных перестановок», а оставил Генриха с Андреасом при кухне.

Измаявшийся Генрих только через несколько дней скупо, без подробностей рассказал напарнику, чему стал свидетелем. И потом дозировано, порциями выдавал информацию, когда они сидели под скалой, привыкая к свету и отдыхая после пещеры, перед тем, как тронуться в обратный путь с полными флягами. Информацией были, в основном, его догадки. Он вспоминал случившееся в столовой, сопоставлял с услышанными когда-то в соляном карьере разговорами местных о большом взрыве на станции, их предположения по этому поводу. Местные часто говорили между собой о всяком-разном, не подозревая, что кто-то из немцев их понимает. Теперь Генрих сводил концы с концами.

По словам начальника станции, в 1942 году, когда немецкая армия уже была совсем близко, на станцию пригнали эшелон. Его эвакуировали в тыл, на восток. Путь через Сталинград был то ли уже отрезан, то ли вот-вот мог оказаться под обстрелом, поэтому гнали ценный груз по южному пути, на Астрахань. И надо же было так совпасть, что именно в этот день пришли на станцию вести о прорыве немецкого танкового соединения в Калмыкии, под Хулхутой. Это означало, что дальше поезд двинется на свой страх и риск: безлюдными степями враг может пройти незамеченным куда угодно. Не исключено, что на полдороги к следующей станции танки с холма расстреляют вагоны с беженцами прямой наводкой.

Тут-то и появился в кабинете заполошный сопровождающий, старший лейтенант госбезопасности. По его требованию от эшелона отцепили опломбированный спецвагон и загнали в тупик, состав же отправился дальше. Офицер предъявил бумаги за высокими подписями и печатями, в которых непререкаемо требовалось оказывать старшему лейтенанту Краснобоярову всемерное содействие в выполнении государственного задания. А задание было непростое – спрятать посреди голой степи вагон с государственными ценностями.

Тыча пальцем в карту местности, сопровождающий излагал свою идею, как исполнить приказ. Вагон нужно было загнать в старый песчаный карьер, используя проложенную туда временную узкоколейку. А затем засыпать карьер песком, подорвав крепления на опалубке, чтоб ни одна собака не пронюхала.

Всё это Краснобояров обрисовал, чередуя мат с угрозами, – собственной головой отвечаешь! В вагоне, сказал, музейные экспонаты особой ценности и документы. Подрыв нужно было произвести ночью, обеспечив операции повышенную секретность. Его, начальника станции, задача – экстренно организовать проверку и спешный ремонт времянки-узкоколейки, а при нужде, если вагон не пройдёт, перекладку рельса для расширения пути. Потом, после завершения операции, потребуется немедленно всю линию демонтировать. Перегружать ценности из вагона нельзя ни в коем случае!

Пожав плечами, узкоколейку Степаныч с сыном, двумя станционными рабочими и стариком-обходчиком подготовили сами. Подходящий карьер располагался неподалеку, делать почти ничего не пришлось, дня хватило. Вагон отправили в последний путь накатом, своим ходом под откос.

Дело шло к вечеру. Ломать не строить, разбирать пути можно и в темноте. Подрывать после окончания работ собирались сам Краснобояров и тот молоденький сержант, охранявший вагон.

Немцы были совсем рядом, думал Степаныч, раз такая паника и уже ценности в степи бросают, лишь бы в чужие руки не попали. От этих, родных мест до Калмыкии – рукой подать, того и гляди, линия фронта прокатится здесь и уйдет дальше на восток. Что будет с ним самим, с его семьей? Один Бог ведает.

Случись что, головой он отвечал бы в любом случае. Хоть перед одной стороной – если успеет эвакуироваться, хоть перед другой, если не успеет. А коль уцелеет, как тогда они будут жить-выживать с семьей в чужих местах?

Степаныч долго сомнениями не мучился. Подлил в чай Краснобоярову снотворного (не слишком много, чтоб у лейтенанта, не дай бог, не возникло какого подозрения). Того после обеда быстро сморило. Он так вымотался за последнее время, двое суток не спал, и пожалуй, можно было бы обойтись без снотворного. Но пусть, для верности.

Потом отнес супа в котелке сержанту к вагону. И тоже – того самого чайку. Бессловесную свою жену Степаныч поставил на стреме возле лейтенанта, чтоб прибежала, если тот начнет проснется. А сам с четырнадцатилетним сыном прокрался к вагону. Дождавшись, когда сержанта тоже сморит, оторвал несколько досок в днище вагона и, протиснувшись в щель, наскоро обследовал ящики. Выбрал два, что потяжелее, да ближе стояли.

О каких-таких бумагах болтал Краснобояров? Во всяком случае, в выбранных ящиках были не бумаги. Кое-как Степаныч спустил их вниз сыну, чуть жилы не лопнули. И ведь не прогадал! Конечно, в других ящиках тоже могло быть что-то ценное, но курочка по зернышку клюет. И не мог же он содержимое всего вагона перетаскать за отпущенное ему время! Потом заделал дыру кое-как, а добычу свезли с сыном в сарай.

– А снотворное-то где взял?

– Жена бессонницей мучилась с самого начала войны. Взрывов боялась, канонады… У нее в садике всяких травок целебных полно растет, любит она это дело. Вместо цветов – валерьянка, там, душица, пион, кипрей… Я и названий-то всех не знаю. Она состав себе делала. Никакая канонада не беспокоила, спала, как сурок.