Олег Жуков - ОНА.puzzles

Начало

Остановка

Два бельгийских хот-дога и бутылка пива

Мимо грязные машины

Сигареты

А поехали на метро?

Поехали

Оказывается, довольно рано – много народу

Кто куда

Осторожно, двери закрываются

Все – двери закрылись

Ни ты, ни я уже никогда не выйдем из этого вагона

Мы до сих пор в нем

Кругом невольные свидетели нашего начала

Книга открыта

Судьбописец промокнул в чернильнице перо и закрыл глаза

Судьбы переплелись узорами на ладонях

Зацепились друг за друга, превратив прошлое в пар

Состав ныряет в тоннель, выныривает, останавливается, впускает, выпускает, объявляет станции и мчится дальше в темноте разноцветной паутины, поймавшей в свои сети Москву

Мы неловко ловим взгляды друг друга

Еще ничего неясно – лишь трепет наших отражений в стеклах дрожащего вагона

Состав постепенно пустеет

Почему-то хочется, чтобы кто-то обратил на нас внимание, все понял, улыбнулся и мысленно пожелал счастья

Если бы мы тогда знали куда едем и что будет дальше – спустились бы в это подземелье?

Кто знает…

Бог знал, но промолчал, выйдя на одной из станций

Дальше сами

Вокруг никого и ничего

Только кем-то забытая книга дрожит на скамье

Страницы забрызганы чернилами

Неловко пойманный взгляд

Наши отражения…

На Новослободской спустились ты и я

На Чертановской вышли Мы…

– Ну, не крутись, пожалуйста! Я кому говорю?! – молодая женщина резко. одернула мальчика лет пяти, находящегося в игривом настроении. – Это все-таки метро. А это опасно! Вот выскочит поезд неожиданно и… – она покосилась на сына, пытаясь смягчить начатую фразу. – А ты от неожиданности машинку уронишь, и она того… тю-тю!

– Что значит «тю-тю»?! – вскинул брови малыш, но на всякий случай, прижал машинку обеими руками к груди.

– Да то – не будет тогда у тебя больше машинки!

Мальчик недоверчиво посмотрел на мать, потом на машинку, и сел на скамейку рядом с мамой. Женщина поправила на нем рубашку и обняла за плечи. Ребенок с полминуты посидел смирно, поглядывая в темную арку, откуда должен был показаться поезд, затем беспечно заболтал ногами так, словно стараясь, чтобы с него слетели сандалии. Куда-нибудь на рельсы.

– Ну, что ты за егоза такая?! Минуту спокойно посидеть не можешь! – вздохнула мама и тоже посмотрела в сторону темной арки. – Потерпи до дома – там делай, что хочешь.

– А у меня дома еще машинки есть! – вспомнил сын.

– И что?

– Если эту поезд раздавит – я буду теми играть! – амплитуда раскачиваемых сандаликов увеличилась.

– Если поезд эту раздавит у тебя и тех не будет.

– Почему?! – движение готовых уже слететь сандаликов тут же остановилось. Малыш испуганно посмотрел на мать.

– Потому что я их выкину.

– Почему?!

– Потому что беречь не умеешь.

– Как так?! – заморгал малыш, удивленно глядя на мать.

– А вот так!

– Интерееесно, – мальчик поднял машинку на уровень глаз, – она их выкинет, а я беречь не умею… Как так?!

– Вот так, вот так! – улыбнулась мать, которой удалось наконец-то переключить внимание непоседливого ребенка.

Во мгле арки появились два желтых круга и тут же обдало ветром выдавленного из тоннеля воздуха. В жаркий день очень кстати.

– Вот и метро. Давай руку.

Мальчик послушно взял мамину руку и спрыгнул со скамейки. Сделал зажатой в руке машинкой замысловатый пируэт, при этом издав звук заходящего на атаку истребителя, пытающегося перекрыть свист выкатившегося на перрон сине-серого состава. Заходя в вагон, он убрал игрушку в карман джинсовых шорт.

– А ты говоришь – не берегу. Берегу!

В вагоне было относительно свободно. Тут же нашлось место, где женщина присела со своим пятилетним сыном, который, немного поизучав окружающую действительность, к следующей станции спокойно заснул под мерный гул скользящего по подземной паутине поезда. Одной рукой он обнимал мамину руку, другую с зажатой в ней машинкой держал в кармане шорт, видимо, даже во сне переживая за ее сохранность.

Мать, увидев, что сын заснул, улыбнулась и нежно поцеловала его в белобрысую голову. Он – это все, что у нее есть. Это ее маленькая семья, которую она бережет и которой отдает все свои силы. Конечно, есть еще родители и они, Слава Богу, живы и здоровы и в ее помощи пока не нуждаются. Порой, она нуждается, но старается не обращаться, по крайней мере, по пустякам. Знает, что помогут, обязательно помогут, но – в свое время – появление этого замечательного малыша произвело сильный переполох в доме и привело к крупному скандалу.

Со временем отношения потеплели, и родители все чаще и чаще стали проявлять интерес к внуку, но тогда было сказано много ненужных слов, оставивших в душе глубокие порезы.

Но она ни разу не пожалела о решении оставить ребенка, хотя до сих пор не смогла ответить на вопрос – от кого он? Да и зачем? Так ли это важно? Стоит ли это тех унижений по принуждению кого-то к отцовству, если ни одного своего ухажера она не любила на столько, чтобы хранить ему верность? Она решила – нет, не стоит.

Ухажеры успокоились и исчезли.

Из роддома встречали только подруга и бабушка.

Рождение ребенка перевернуло всю жизнь.

Девушке пришлось уйти из дома и с четвертого курса института, взяв академический отпуск, который так пока и не закончился. С квартирой помогла бабушка, оставив ей свою «однушку» в Чертаново, а сама переехала к сестре в Суздаль, объявив, что там и собирается доживать свой век, вдали от столичной суеты и некрасивого отношения ближайшей родни к ее нагулявшей ребенка внучке. С тех пор каждый месяц – аккурат после пенсии – стали приходить переводы из Суздали. Как будто алименты, словно бабушка была напрямую причастна к появлению на свет своего правнука.

Было, конечно, трудно, но проблемы как-то худо-бедно решались. Выручало хорошее знание английского – всегда где-нибудь кому-нибудь что-нибудь надо перевести. А там пошли ясли, садик, появилась возможность устроиться на полставки машинисткой в том же институте, где она училась раньше. Все как-то само собой наладилось.

Отдавая все свободное время сыну, она не ощущала одиночество. Лишь в последнее время обратила внимание как ее малыш смотрит на мужчин, приходивших в детсад за его маленькими приятелями, которых те называли «папами». Хотя ситуация для мальчика еще не понятна, вопросов он, как ни странно, пока не задавал. Зачем? Им ведь так хорошо вдвоем – зачем нужен еще кто-то? Но женщина знала, что скоро к его вечным «почему?» добавится еще одно.

Тем не менее, она не спешила на поиски «лишь бы всех устраивающего мужа». Несмотря на то, что ей хватало как пристойных, так и не пристойных предложений. С ней пытались знакомиться, ее пытались знакомить, и, возможно, были достойные претенденты, но с рождением сына она по-другому стала относиться к самой себе: сердце молчит – значит, оно того не стоит. Отшучивалась тем, что с материнским молоком сын высосал все желания и чувства.